Губа у мужиков была не дура…
Но одно объявление выбивалось даже из этого наглого ряда.
Хм!..
«Одинокий бедный инвалид-паралитик, страдающий припадками эпилепсии, ночным диурезом, импотенцией и приступами немотивированной агрессии, ищет молодую, незамужнюю, с выдающейся внешностью девушку 90–60—90, без вредных привычек и материальных проблем для создания крепкой семьи, по возможности на жилплощади невесты.
Имя.
Телефон».
Сколь ни странно, но это объявление не вызвало у Николая Петровича приступа веселья. И даже улыбки. И даже ухмылки. Более того, он перечел его еще раз:
«Одинокий бедный инвалид-паралитик…»
У претендента на юных, фотомоделистых, материально обеспеченных красавиц, готовых выносить из-под припадочного жениха судно, не было ни единого шанса на успех. Ну кому взбредет в голову всерьез заинтересоваться его предложением?
И в том-то и было все дело!..
Николай Петрович удовлетворенно сложил газету и, повернувшись на бок, уснул. Аки младенец…
А ночью в больнице случилось ЧП…
Никого полковник Городец не предавал.
По крайней мере, так он считал. Наверное, совершенно искренне.
Просто однажды в незнакомой компании он изрядно перебрал дармовой водки и стал хвастаться мощью вооруженных сил России перед всякими там блоками НАТО. А так как был он человеком военным и допущенным к разным оборонным секретам, то хвастался не голословно, а вполне убедительно, ссылаясь на тактико-технические характеристики ракет класса земля — земля, которые запросто накрывали одним своим залпом пол-Европы, превращая государства недружелюбной оси в непригодные для дальнейшего проживания территории.
При этом, как выяснило следствие, он использовал нецензурную лексику, поминая матерей глав государств и премьер-министров, и грозил натовскому генералитету кулаком и выставленным из него средним пальцем.
Присутствовавшие на встрече журналисты подначивали патриотично настроенного полковника, на что тот реагировал неадекватно, рисуя на грязных салфетках направления главных ударов продвигающихся к Берлину и Парижу русских танковых колонн.
— Да мы их с их «томагавками»… Да знаешь, где видали…
Там, где «томагавки» никто покуда еще не видал!
— Да пусть только Главнокомандующий даст приказ, и мы их как бог черепаху!
Вообще-то никаких особых тайн полковник не выдавал, так как все эти «секретные» сведения были опубликованы в иностранных журналах, посвященных анализу вооружений иностранных армий. Но одно дело чужая, насквозь враждебная нам пропаганда, и совсем иное — прямая передача информации из уст в уста облеченного званиями и полномочиями должностного лица.
На следующий день падкие до сенсаций журналюки растиражировали ура-патриотическую речь полковника в СМИ, а один, некстати оказавшийся корреспондентом Си-эн-эн, привел ее в зарубежных источниках, которые были некстати процитированы на заседании Европарламента.
Отчего случился скандал.
И пьяная болтовня невоздержанного на язык полковника Городца была признана разглашением гостайны, и делу был дан ход. И хоть полковник, горячась и ругаясь, предъявлял в Военной прокуратуре чужие журналы и ссылки на сайты, где были опубликованы не только тактико-технические данные, но чертежи и фотографии ракет и карты с обозначением мест их дислокации, его никто уже не слушал.
Впрочем, может быть, полковник и впрямь сболтнул чего лишнего, о чем, по пьяному делу, уже не помнил?
Или военным прокурорам требовались жертвы политических репрессий, дабы доказать свою лояльность новому Хозяину, и упускать возможность отрапортовать об успехах в борьбе с перерожденчеством и инакомыслием в армейских рядах они не намеревались.
Полковника Городца было решено взять под стражу, но прежде конвоя к нему в гости заявился тот самый работающий на чужие голоса журналист.
И без обиняков сказал, что гнить теперь полковнику в заполярных лагерях до конца дней своих, рубя бескрайнюю сибирскую тайгу. И тут же, прежде чем его спустили с лестницы, представил своего приятеля. Который говорил по-русски с легким акцентом.
— Я-я… Так и есть — йес, — подтвердил тот, сообщив, что ему доподлинно известно не только о приказе о скором аресте полковника, но и о вынесенном ему будущим судом суровом приговоре. И даже процитировал соответствующие статьи, ни по одной из которых по законам военного времени меньше расстрела не полагалось.
— Мы хорошо знаем вас и высоко ценим ваш боевой опыт, — доверительно сообщил он. — И потому посчитали своим долгом предупредить вас об опасности.
— Кто вы? — подозрительно спросил полковник.
— Журналисты, — с улыбкой ответил незнакомец.
Полковник хотел было схватиться за грудки и за табельный «Макаров», но вдруг понял, что влип по-крупному. Потому что от этого журналиста за версту несло иностранной разведкой.
— Ах ты! — с угрозой сказал полковник.
— Йес… Я… — согласно кивнул лжежурналист. — Я могу обещать вам политическое убежище в любой из избранных вами стран, интересную работу, достойные условия проживания и счастливую личную жизнь.
— Предателем меня хочешь сделать? — свирепея, спросил полковник.
— Но! — замотал головой журналист. — Найн! Не хочу. Не я хочу… Ваши друзья хотят. И верьте мне — сделают.
Своих «друзей» из Военной прокуратуры полковник знал. Как облупленных. Эти точно в лепешку разобьются, чтобы укатать его за Полярный круг к оленям.
— Прошу понять нас правильно, Мы не просим выдавать ваши секреты, мы лишь хотим использовать ваш богатый опыт в борьбе с мировым злом.
— Это с терроризмом, что ли?
— Йес… С терроризмом. В том числе чеченским. Надеюсь, борьба с чеченскими боевиками в Европе не станет противоречить вашим понятиям о вашей чести?
Тут было о чем подумать.
— Можно сделать один звонок? — попросил полковник Городец.
— Другу? — улыбнулся лжежурналист. Намекая на известную телепередачу. Там, у них, давно известную, потому что нами всего лишь слизанную.
— Ага, другу, — кивнул полковник.
По разговору с другом он понял многое — по тону, по односложным ответам, многозначительным паузам и желанию поскорей свернуть беседу. Из всего этого на первый взгляд совершенно невинного разговора все стало понятно — что карьера полковника закончена, что дни его сочтены, телефон находится на прослушке, а бывшие сослуживцы теперь дают против него признательные показания.
— Ну, что вам посоветовал ваш друг? — вновь участливо до приторности улыбнулся лжежурналист.
— Что надо, то и посоветовал! — грубо ответил полковник. — Тебя, сволочь, не спросили!..