Ну откуда было корреспондентам, набиравшим первый пришедший им в голову номер, догадаться, что они, крутя диск, ни с кем не соединяются? Кроме меня. Что из двух тысяч граждан, согласившихся ответить на их вопросы, две трети были мной! И что эти ответы я подгадывал под заранее известный мне результат. Что далеко не все довольны происходящими в стране событиями. Что не всем нравится именно вот эта названная партия. Что не всех устраивает международная, направленная на помощь нашей стране политика.
Оказывается, не все так благополучно, как, наверное, представлялось авторам этих вопросов. И как удивительно резко меняется мнение опрашиваемого народа!
Может, повторить исследование?
Можете повторить. Можете повторять его сколько угодно. Процентные отношения не изменятся. Голову на отсечение даю. Я свой народ лучше знаю. Лучше, чем кто-либо другой. Потому что я этот народ и есть. В данный конкретный момент. И в данном конкретном месте.
— Спасибо.
Опрос закончен.
Следующий адрес и следующий «шкаф».
— Вас беспокоит общественная рейтинговая служба. Просим вас ответить на ряд интересующих нас вопросов.
— Весь внимание.
— Да. Да. Да. Нет. Да…
— Вас беспокоит…
— Да. Да. Да. Нет. Да…
Наверное, я не мог полностью изменить результаты опросов, ведь они шли не только по телефонному каналу. Но повлиять на них и повлиять самым существенным образом мог точно! И влиял!
— Вас беспокоит…
— Да. Да. Да. Нет. Да…
— Вас беспокоит…
— А зачем мы туда-сюда трубку тягаем? — вдруг спросил Александр Анатольевич. — Так и рука, и уши рано или поздно отвалятся.
— Что поделать. Другого пути нет. Так что потерпите.
— Почему нет? Очень даже есть. Не проще ли, минуя телефоны, забираться сразу в компьютер, принимающий информацию?
— Как это?
— Да очень просто. Пусть они звонят. Пусть спрашивают кого и о чем угодно и фиксируют их ответы. Все это в конечном итоге все равно загоняется в память компьютера. И там и хранится. И чем нам пытаться влиять на конечные цифры опроса в розницу — каждым телефонным звонком, не проще ли делать то же самое оптом? То есть в самой базе данных.
— Но ведь вход в компьютер заперт паролем.
— На каждый замочек отыщется свой ключик. Ведь чему-то я научился у нашего вундеркинда Козловского. К тому же уверен, здесь не может стоять мудреных шифров. Это же не счета в банке. И не секретные сведения. Только ответы на публично заданные вопросы. Да и персонал там — одни женщины и дай бог единственный с очень средним техническим образованием программист. Ну, как вам такая идея?
Идея была замечательная. Тысячекратно упрощающая нашу задачу. Я облегченно бросил раскалившуюся докрасна телефонную трубку.
— Начали?
— Начали! Запрос — отказ. Запрос — отказ. Уточнение. Согласие.
— Файл открыт. Я в хранилище памяти. Какие изменения внести в основные данные?
— Все те же самые. «Да. Да. Да. Нет. Да…» Только не переборщите, не загоните все ответы под единый стандарт.
— За кого вы меня принимаете? Комар носа не подточит! Все будет очень похоже на правду. Все будет выглядеть даже убедительней, чем сама правда.
Готово.
— И что получилось?
— Итоговые проценты на экране.
Итоговые цифры получились очень печальными. Для их заказчиков. Судя по ним, исследуемая страна не была еще готова к принятию следующих, предусмотренных генеральным сценарием шагов. Что-то затормозило поступательный процесс реализации действия. Что-то не вполне совпало с прогнозами аналитиков, с предложенной ими математической моделью событийного развития.
Что?
Это они пусть выясняют сами. Я им в этом деле не подсказчик. И не помощник.
Пока они перепроверяют рейтинги, пока пересчитывают математические модели, пока спорят друг с другом — идет время. Время, которое работает против них. И значит, на нас. На всех. В том числе на меня и на страну.
— Вот что, Александр Анатольевич, добавьте-ка вы им еще пессимизма. Немножко. Чтобы у них поубавилось охотки лезть в чужие дела. Глядишь, они, с нашей подачи, и одумаются.
— Вы думаете, одумаются?
— Уверен! У них просто нет другого выхода. Я ошибся. Они не одумались. И не потеряли охоты лезть в чужие дела. Более того, они форсировали процесс разрушения. От сбора информации и подкупа должностных лиц они перешли к прямому действию.
Это было совершенно непонятно, не похоже на них, на их осторожную и до того очень взвешенную политику. Но это было так. Пора теоретических изысков прошла. Началась драка…
В известном промышленном районе одновременно забастовали шахтеры трех угольных разрезов. Через четыре дня их поддержали горняки еще двух регионов. И еще трех.
— Но почему именно шахтеры? — удивлялся Александр Анатольевич.
Потому что это был очень умный, очень расчетливый и очень действенный с точки зрения влияния на внутреннюю политику ход. Правда, он случился чуть не вовремя, не тогда, когда был предусмотрен сценарием. Но он случился!
— Чего они добиваются?
— Дестабилизации отдельных районов страны.
— Нет, я имею в виду шахтеров.
— Шахтеры здесь ни при чем.
Шахтеры здесь действительно были не в счет. Они служили только средством. Только разменной картой в большой игре больших политиков. Очень удобной и потому козырной картой.
Забастовка шахтеров являлась идеальным инструментом для манипулирования общественным мнением. В любую угодную сторону. Хоть вправо. Хоть влево.
Остановка угольного конвейера как напрямую, так и косвенно отражалась на всех прочих отраслях промышленности. Уголь не получали металлурги. Металлурги не давали металл. Отсутствие металла лишало работы десятки тысяч людей в тяжелой и станкостроительной промышленности. Но самое главное, отсутствие угля било по расположенным в ближних регионах тепловым электростанциям. А падение напряжения в сети — по всем. Без разбору. От промышленных гигантов до мерзнущей в своей квартире старушки-пенсионерки.
Забастовка в угледобывающей промышленности отражалась на всех и вызывала цепную реакцию народного недовольства. Невыход на работу учителей или инженеров никто бы не заметил. И никто бы не воспринял всерьез.
Именно поэтому забастовка случилась в шахтах.
Забастовка угольщиков должна была послужить тем фитилем, который способен взорвать бомбу социального недовольства целого региона.
Какого-то одного региона. Только одного.