Мастер взрывного дела | Страница: 68

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Тихое, игривое хихиканье.

— Там возьми, на тумбочке. И рот закрой. Уже можно.

Нет. Дополнительного аргумента, увы, нет. Есть частное предпринимательство на почве театрально-сексуальных услуг…

А что, интересно знать, по другому микрофону?

— Шестнадцать.

— А у меня очко. Гони сотку. Да не этих. «Зеленых» гони. Как сговаривались…

И здесь тоже баксы. И тоже сотня. Какой-то очень универсальный, на все случаи жизни тариф.

Теперь третий микрофон…

— … Опять толковище?

— Оно самое.

— Кто будет? Ближние?

— Нет, на этот раз все. И дальние, и ближние. Все!

— Кто велел передать?

— Мозга.

— А кто клич бросил?

— Мозга.

— Крутым, что ли, стал?

— Крутой не крутой, а сзывает.

— Когда?

— Послезавтра.

— Ладно, передай, что буду…

Вот это уже интересней. Гораздо интересней! Особенно если просунуть на то толковище свои уши вместе с нацепленными на чужую руку золотыми часами. И вычислить по разговорам того самого Мозгу.

Это уже везение. Это именно то, ради чего раздавались небедствующим авторитетам дорогие подарки, которых они не заслуживают. Но которые, хочется надеяться, отработают…


На этот раз сходка проходила в непривычном для авторитетов месте. И в очень непривычном для них интерьере. В интерьере зала заседаний Европейского совета. Вернее, в помещении, оформленном в стиле не единожды показанного по телевидению Женевского зала заседаний, где ведут базар по поводу улучшения своей и без того распрекрасной жизни паханы и первые министры ведущих европейских государств.

Это место и этот интерьер выбрал Мозга. Потому что эта сходка была собрана по его инициативе. Потому что ему очень важно было добиться требуемого решения.

Мозга не пожалел денег на пыль, предназначенную для чужих глаз. Решая крупные вопросы, не имеет смысла жаться по мелочам. Нужно уметь швыряться деньгами. Но очень расчетливо и прицельно швыряться. Так, чтобы на каждый брошенный миллион — возвращалось пять, а лучше — десять.

Но для этого надо уметь швырнуть тот один…

Мозга заключил договор с одной известной дизайнерской фирмой, которая разработала и исполнила в дереве и новомодных полимерных материалах предложенный им проект. На пальцах предложенный. Мол «хочу, пацаны, как у них. Чтобы все как в телевизоре. Чтобы блестело и переливалось».

— Это будет дорого стоить, — сказали дизайнеры.

— Не дороже, чем если оклеивать зал долларами, — усмехнулся Мозга и тут же выдал аванс, которым вместо обоев можно было оклеить от пола до потолка помещение дизайн-приемной.

— О'кей! — ответили дизайнеры. — Будет как в телевизоре. И даже лучше.

Из трех представленных проектов Мозга выбрал один, где посреди зала стоял большой круглый стол. На нем против каждого места были разложены специально изготовленные по такому случаю папки, ручки, пепельницы, стаканы и стойки с визитками. Посередине стояли горшки с японскими кривыми деревьями, называемыми неприятно-подозрительным словом «бонсай». Возле стола были расставлены черные, обитые натуральной кожей кресла. С потолка свисала роскошная многоярусная люстра.

— Я хочу, чтобы было так, — ткнул пальцем в облюбованный проект Мозга.

И так и было.

— Ё! — сказали авторитеты, шагнув в зал заседаний. — Мозга пускает пыль!

Но какую Мозга пускает пыль! На такую пыль не хочется чихать. На такую пыль хочется смотреть не жмурясь. Как на родную маму! Авторитеты обошли стол и утонули в кожаных креслах.

— На таких креслах хочется жить всю оставшуюся жизнь. Эти кресла обнимают, как мама родное дитя.

Но тут авторитеты увидели стойки с визитками, на которых очень хорошим шрифтом на первоклассном полиграфическом оборудовании были напечатаны их имена и реквизиты.

«Гоша Архангельский».

«Бузуй из Иркутска».

«Лёвчик Рваный из Надыма»…

— Ха! Вот он же я, — обрадовался как ребенок Лёвчик Рваный из Надыма, рассмотрев на одной из табличек свою фамилию. — Но я же не там, я — здесь. Гони мне сюда мою ксиву. И папку тоже. Ха! Тут же еще и на ручке тоже я! Ну ваще!

Авторитеты радостно передавали друг другу именные визитки, чашки, папки и пепельницы.

Из боковой дверцы бесшумно выступили молоденькие, в юбках, начинавшихся в области груди, официантки. И, поддерживая подносы с прохладительными напитками, прошли каждая к своему креслу. И, сильно наклонившись, поставили подносы на стол.

— Приятного вам аппетита!

На груди у каждой официантки была прикреплена визитка с ее именем и фотографией. И с именем каждого авторитета.

— А на хрена нам знать, как их зовут? — спросили авторитеты.

— На случай, если вас будет мучить жажда. Ночью.

— Так они тоже?

— Да, они тоже входят в презентационный набор. Папки, ручки, кружки и они. Все это вы можете использовать по своему усмотрению. Все это оплачено.

— Ну, Мозга! Ну, башка.

— Да! — негромко, но так, что его все услышали, сказал Мозга. — Пора приучаться к по-настоящему роскошной жизни. К достойной нас жизни. Хватит разговаривать в случайных банях, на квартирах и прочих хатах. Пора выходить на мировой уровень сервиса. Пора надевать смокинги!

Авторитеты взглянули на свои разномастные малиновые пиджаки и «адидасовские» спортивные костюмы.

— Не пыли. Толкуй по делу. Если у тебя есть дело. И уже кончилась пыль. За одежду нам базара не надо. Ты не Славик Зайцев, а мы пришли не в ателье, — сказал ростовчанин.

— Я пригласил вас не для того, чтобы говорить за красивую жизнь, — принял пас Мозга. — За нее не надо говорить. Ее надо наблюдать. Вокруг и перед вами. И ее нужно иметь. Кто и как хочет. И лучше иметь много и часто. Чем ничего и редко. Жизнь коротка, и то, что не сумел иметь вчера, уже не успеешь наверстать послезавтра…

Авторитеты одобрительно закивали. Это было достойное начало речи. Очень витиеватое. И очень понятное. По сути понятное.

— Я пригласил таких уважаемых людей, как вы чтобы обсудить, как нам жить дальше. Как нам жить дальше лучше, чем прежде.

И я хочу задать вам несколько вопросов, в ответах на которые я уверен. Но задать которые обязан, чтобы узнать мнение каждого.

Скажите мне, чем отличаемся мы, которых преследует государство, от тех, кто им правит?

— Ничем, — сказали авторитеты.

— Лишь тем, что они берут больше и не несут за это никакой ответственности. Мы трудимся. Мы берем кошельки у отдельных граждан. Честно берем. Рискуем при этом потерять свободу, потому что это наша профессия.