Ребенок родился похожим на папу, унаследовав от него цвет кожи и волос и форму носа, что должно было сильно осложнить ему всю дальнейшую жизнь. От мамы ему досталась только национальность и фамилия.
Пришедший взглянуть на внука дедушка, увидев его в коляске на улице, выматерился, а вернувшись домой, запил. Судьба сыграла препоганую шутку с заместителем начальника местного отдела внутренних дел.
Первые, тяжелые, с мокрыми пеленками и ночными криками младенца, месяцы не оттолкнули Светлану от отца ребенка, а, напротив, сблизили с ним. Нет, он не помогал ей стирать и готовить, он даже не всегда ночевал дома, а иногда, сказав, что ему нужно уехать по срочному делу, пропадал на целые недели, но другой опоры, кроме него, у нее не было.
Нет, отец ее не проклял и от нее не отказался, она могла вернуться домой в любой момент, но лишь с условием, что Алик там никогда не появится. На что она решиться не могла. Она надеялась, что у них все еще наладится. И любила его, причем гораздо сильнее, чем раньше, потому уже не как галантного ухажера, а как отца их ребенка и, хоть и без штампа загса, мужа. Так она для себя решила.
Целыми днями, стирая, кормя, пеленая… крутясь как белка в колесе, она ждала Алика, часто и безнадежно выглядывая в окно и выглядывая его машину. Больше она никого не ждала. С подругами у нее общих тем для разговоров не находилось они почти перестали у нее бывать, а приятелям появляться здесь было нельзя.
С соседями отношения тоже не сложились. Соседки, видевшие Алика, ее выбор не одобрили. Возможно, потому, что не так давно в их дом пришел из Чечни «двухсотый груз». Сопровождавший цинк офицер, перепив, рассказал, как погиб покойный, причем с излишними подробностями. И вообще много чего порассказал такого, о чем лучше было бы умолчать. Жильцы дома жалели покойника и жалели хлебнувшего войны, совсем еще молоденького лейтенантика. И тут же видели Алика.
Все это не способствовало взаимопониманию и дружбе между народами. Равно как белый, на фоне ржавых «шестерок» «Мерседес» Алика.
Когда однажды Светлана вытаскивала на лестничную площадку коляску, соседка по этажу, вместо того чтобы помочь ей, тихо сказала.
— Они наших ребят убивают, а ты с ними!.. Лучше уезжай отсюда… Сука!..
И хлопнула дверью.
Светлана проплакала всю ночь. Она не понимала, почему она должна отвечать за убитых в далекой Чечне солдат. Лично она никого туда не посылала и не убивала.
Когда пришел Алик, она пересказала ему ту дурацкую сцену.
Алик отреагировал неожиданно бурно.
— Видели бы они, что творят русские солдаты там, в Чечне! — зло крикнул он. — Вы сами пришли, вас никто не звал!
Света испугалась, поняв, что сболтнула лишнее.
Как-то так получилось, что, находясь почти в самом центре России, в полутора тысячах километрах от Чечни, она попала в эпицентр межнационального конфликта.
Она была русская и понимала соседок, но ее муж был чеченец, и она не могла его ненавидеть. Тем более что ее сын тоже был наполовину чеченец.
Она не знала, что делать. Она надеялась на мужа.
Алик сильный, он что-нибудь обязательно придумает…
Алик не придумал, потому что через три дня пропал…
Через неделю все изменилось. Но не в лучшую, на которую он, на которую все так надеялись, сторону. Жизнь перевернулась с ног на голову, надежды рассыпались в прах, уступив место обреченности.
Новая партия прибывших в лагерь переселенцев-земляков принесла дурные вести. Они нашли Умара Асламбекова и сказали:
— Твоего отца больше нет.
Умар посерел. Он неделю себе места не находил, словно чуял что. И — точно! Отец умер…
Но была еще надежда, что отец умер естественной смертью, от какой-нибудь болезни, потому что в последнее время он много болел.
Но нет, отец умер противоестественной смертью — его убили русские солдаты.
— Твой отец погиб как настоящий мужчина! — похвастались земляки. — Он защищал женщину — твою мать!
Отец ответил на оскорбление, адресованное его матери, и схлопотал автоматную очередь в живот от солдата-срочника. Он умер недалеко от собственного дома, почти на его пороге.
Умер…
Мир рухнул… Мир раскололся на две половины — до автоматной очереди и после нее.
Земляки сочувствовали Умару, всячески поддерживая его в его беде. Но в их словах, в интонациях, в их взглядах было не только сочувствие, было что-то еще, какое-то скрытое напряжение, которое заставляло Умара вспомнить о его долге. Его отец умер не от старости и не от несчастного случая — его убили, убили на глазах земляков, которые могли указать на убийц.
Убийцы были известны, убийцами были русские солдаты. И это было необратимо! От Умара ждали решения!
Сегодня ему только сочувствовали, завтра станут намекать, послезавтра — отворачиваться. Потому что сын, отца которого убили, должен отомстить обидчикам. Таков закон гор!
Несколько лет Умар прятался от войны в Москве, когда она дотянулась до него там, он сбежал еще дальше, сбежал в Европу, где она догнала его. Все равно догнала!
Его отец ничего не имел против русских солдат, но они оскорбили его жену, и ему пришлось, следуя древним традициям и чеченским понятиям о чести защитить ее ценой собственной жизни. Его сын был против войны, он не хотел убивать русских, с которыми бок о бок много лет прожил в Москве, но его лишили выбора. Он должен был смыть позор, который мог смыть только кровью. Кровью обидчиков. И никому не интересно, что ты не боевик, а вполне мирный аспирант и кандидат наук и что считаешь обычай кровной мести архаизмом и атавизмом прошлого. Ну и что, что считаешь? Считать ты можешь что угодно, а взять в руки кинжал обязан! Потому что ты мужчина, сын своего отца и сын своего народа!
Ему прощали неучастие в войне, но ему никогда не простят неотмщенной смерти отца! Он никому ничего не сможет объяснить — его будут считать трусом. Односельчане, соседи, одноклассники, родные сестры и мать. Его все будут считать трусом и осуждать! В том числе его собственные Дети, которые вырастут. И внуки тоже. Те немногие, которые его хорошо знают и разделяют его взгляды, чеченцы будут молчать, потому что не решатся пойти против всех. Против своего народа.
Его нейтралитет закончился. Он должен взять в руки оружие!
— Я не понимаю, это какая-то дикость! — возмущалась Татьяна. Она действительно не понимала, она была русская. — Ну почему, почему ты должен обязательно кого-нибудь убить? Пусть наказанием виновных занимается милиция, ну, или, я не знаю, суд! При чем здесь ты? Как можно смыть позор, убивая совсем посторонних людей?
Ведь солдата, застрелившего твоего отца, ты все равно не найдешь!..
Он молчал.
И его тринадцатилетний, у которого в метрике в графе национальность стояло «чеченец», сын тоже насупленно молчал, неодобрительно поглядывая на мать.