Однако я так мало вытянула информации из предыдущих точек, что уходить отсюда с пустыми руками мне не хотелось совершенно. Покопавшись в смартфончике, я нашла фотографию Кутузова и принялась допрашивать служку.
Поначалу он не понимал моего английского и все пытался объяснить, что сейчас такого господина в отеле не проживает. Но я была настойчива, служка вызвонил двух друзей, и оба вспомнили, что это господин отдыхал здесь год назад с супругой. Я принялась допытываться, как он выглядел и как себя вел, и много ли пил, но на этот счет они то ли ничего не могли вспомнить, то ли считали, что это слишком приватная информация для незнакомой леди. Я попыталась обаять турков, и мне это почти удалось: один из них, тот, чей английский бы лучше всего, все-таки сообщил мне некую странную вещь, которая запомнилась именно ему. Факт оказался странным: господин Кутузов удивил персонал тем, что приехал в Анталию не бледным, как все европейцы, а уже сильно загоревшим. Его лицо покрывал ровный темный загар, хотя глаза были — белыми. Он так и сказал: глаза белые. При этом господин Кутузов вел себя так, будто не отдыхал очень давно — спал, ел постоянно жарился на солнце. Я согласилась, что для курортника это странно. Попрощалась с болтливыми турками и ушла.
Когда я вышла из ворот, первой моей мыслью было — спуститься к вечереющему морю и искупаться. Но мне стало банально лень тащиться. И эта неожиданная лень, как стало ясно через десять минут, избавила меня насколько можно от целого букета проблем — физических, юридических и моральных.
Я отправилась в наш отель — в номер, спать. Дверь оказалась не запертой. А посреди гостиной в петле из электропровода висел Коля. Его лицо (если такое можно назвать лицом) не забуду уже никогда.
Надо отдать должное туркам: они примчались на мой визг куда проворнее, чем носили тарелки за ужином. Что они делали дальше, я не видела, но через полчаса предо мной появился интеллигентный турок-врач, который на почти чистом английском сообщил, что жизнь Коли вне опасности, хотя в госпитале придется провести неделю. Пожалуй, тут я приняла единственно верное решение, полезное для всех, и для Коли в первую очередь: отдала врачу все деньги, что у меня были, и составила для Коли краткую записку — такую, которая бы помогла ему выздороветь. В ней я просила простить меня за необдуманную истерику, которую устроила ему по причине смены климата и чисто женских дел. А также клялась, что у меня нет и не было здесь никаких мужчин и никаких свиданий, но после случившегося я в таком шоке, что врач срочно депортировал меня домой. По большому счету все это являлось правдой. Врач действительно помог мне погрузиться в такси, которое вскоре уже несло меня в аэропорт.
Как сообщили через пару дней изобильные SMS, Коля прочел мою записку, повеселел и шел на поправку. Мужчина — слабое, неудачно спроектированное животное, которому очень нужно все время чувствовать свое превосходство и незаменимость. Я позволила себе забыть об этом и чуть не поплатилась кармой.
Стоило мне выйти из самолета, мобильник в ладони начал трястись, и трясся так долго, словно бы сама Москва протянула невидимую когтистую ладонь и поздравляла меня с прибытием. Одиннадцать SMS от карманного вебмастера Гоши были похожи на диафильм под названием «Истерика». Помимо эмоций и восклицательных знаков в них явно был сюжет, завязка, развязка и кульминация. Зачем этот идиот решил докладывать мне о каких-то вирусах и каких-то атаках на наши сайты, если сам с ними благополучно справился, осталось загадкой, думать над которой было лень. Я покопалась в своем смартфоне и временно внесла Гошу в черный список, чтобы больше он меня не отвлекал ерундой. Мне уже давно было не до мелких интернет-проектов.
Впереди меня ждала та самая загадочная точка, которую Кутузов зачем-то отметил в Москве. Что самое интересное: точка располагалась у далекого метро «Домодедовская», откуда ходили маршрутки в одноименный аэропорт. Это я поняла, уже когда заказывала билеты в Анталию, но, как я уже говорила, следуя своей логике, решила во что бы то ни стало сперва съездить на курорт, а уж после заняться московской точкой, потому что иначе отдых мог не удасться. Впрочем, не могу сказать, что он сильно удался.
Теперь же тянуть время не имело смысла: выволочив сумку из маршрутки, я сверилась с координатами GPS: нужное место было двадцатью метрами правее. Она оказалась точкой в самом прямом смысле — крохотным салоном мобильной связи, где среди стеклянных витрин бродил одинокий инфант с такой испорченной кожей, что фирменный желтый козырек на его лбу казался целебным лейкопластырем. На бэйджике значилось лаконичное: «Игнат».
— Вам помочь? — заученно обернулся Игнат и весьма похоже изобразил заинтересованность.
Несчастная мобильная лавка ничем не напоминала Nazi Ort. Кроме того, я уже хорошо изучила привычки моего Кутузова и знала, что он фиксировал координаты лишь тех мест, куда планировал вернуться. Чем его могло заинтересовать это место? Покупал здесь московскую карточку, приехав из аэропорта? Но зачем ему понадобилось запоминать точку?
Я снова раскопала в смартфоне портрет Кутузова и протянула его Игнату.
— Вы его видели, не так ли? — спросила я, хотя рассчитывать на такую удачу особенно не приходилось.
На лице Игната отразилось такое смятение, словно он вытянул экзаменационный билет на китайском языке и теперь не понимает, то ли над ним пошутили, то ли он прогулял так много. Но он решил держаться молодцом. Все это отразилось на его лице, и я решила, что Кутузова он определенно видел. Но я ошиблась.
— А что с ним случилось? — осторожно произнес инфант, уставившись в девайс.
— Он умер. Попал в аварию.
— Он не похож на мертвый, — удивился инфант, переворачивая смартфон пузом вниз. — А вы уверены, что у нас его покупали?
Это меня взбесило.
— При чем тут смартфон?! Я спрашиваю про мужика на фотографии, Dummkopfrotznase!
Инфант снова уставился на фотографию.
— А вы уверены, что он у нас работает? — тупо спросил Игнат.
Похоже, внутреннюю Вселенную инфанта целиком занимала эта крохотная торговая точка, и за ее пределами он не представлял себе жизни.
— Все Игнаты такие тупые? — поинтересовалась я.
— Я вообще-то не Игнат, — обиделся инфант. — Я Леша.
— А зачем ты нацепил бэйджик с вычурным именем «Игнат»? — удивилась я, переходя на «ты», потому что с Лешами, подделывающимися под Игнатов, церемониться смысла нет.
— Нам такие имена придумывает владелица…
— Потрясающе! — изумилась я. — Твое начальство не лишено мудрости. Я давно не встречала такого жесткого корпоративного прессинга. Леша, ты хоть сам понимаешь, в каком ты рабстве? На тебе нет стальных кандалов, но у тебя отобрали даже твое имя, а взамен, наверно, платят копейки, заставляют учить корпоративный гимн и рассказывают, как это почетно, быть частью торговой сети?