За спиной раздалось деликатное жужжание, и бабушка сообщила:
— Через пятнадцать минут они закрываются. В Германии все закрывается рано. Вы что-нибудь выбрали?
— Скажи, бабушка, а ты не видела здесь в продаже маленьких оранжевых GPS-брелков?
— Отдел навигации на втором этаже, — немедленно отреагировала бабушка. — Там компасы, бинокли, навигаторы… Только что значит — брелок?
Я полезла в сумочку, заранее ругая себя, если забыла брелок в колесной сумке дома у бабушки. И зря — брелок оказался со мной. Я показала его бабушке.
— Такой маленький, — сказала она, дальнозорко рассматривая безделушку. — Вам такой нужен, что ли?
Не дожидаясь ответа, она включила мотор и укатила к стойке в дальнем конце зала, где весело болтали между собой немецкие продавцы. Я понеслась следом, но успела только к концу разговора: продавец кивал головой, тыкал пальцем в брелок и кивал на второй этаж.
— Он говорит, — пояснила бабушка, — что таких здесь не продавалось. Он может только запомнить координату и пойти дальше. Он говорит, что такой брелок игрушка и… как это по-русски? — не специализация магазина. Сюда приезжают серьезные люди за серьезным оборудованием. Он советует брать серьезный навигатор с картами.
— Russen? — спросил продавец, улыбнулся, закивал и что-то неразборчиво произнес.
— Да, да, — кивнула бабушка ему, не поворачиваясь. — Он говорит, что сюда из России тоже много едут.
— Почему? — спросила Даша.
Бабушка повернулась к ней и выразительно пощелкала сухими пальцами.
— Деньги, деньги, — объяснила она. — В Германии эта техника стоит дешевле всего. Вот сколько у вас в России стоит парашют или акваланг?
— Никогда не интересовалась, — ответила я.
— А ты поинтересуйся, поинтересуйся! — назидательно произнесла бабушка. — Сюда за ними приезжают, и поездка окупается. Ведь иностранцу еще возвращается налог, я объясню, как это сделать…
— Хм… — выдала Даша.
— За парашютами приезжают? — спросила я. — Или за аквалангами?
— И за тем и за другим, — ответила бабушка. — Вещи-то полезные, рекомендую.
— Рекомендуешь? — Я фыркнула. — Бабушка, ты прыгаешь с парашютом?
— Смеешься? — серьезно ответила она. — С моей коляской только парашюта не хватало. Но вот акваланги мы с Хельмутом покупали здесь. Это дешевле, чем арендовать в Турции, через три поездки окупается. Да и гигиеничнее.
— Хорошо, — решилась я. — Куплю один акваланг и один парашют. А там посмотрим, пригодится или нет.
— Хвалю, — одобрила бабушка, деловито разворачивая коляску. — А то ты совсем за своими компьютерами забыла про спорт.
— А мне примус и фонарик! — вдруг добавила Даша и виновато оглянулась на меня: — Надо же что-то купить, верно?
Балкон в России меньше, чем балкон. То, что в России называется балконом, во всех нормальных странах — маленький оборудованный карниз. А балкон в нормальной стране — это особое место квартиры, покрытое ковролином и достаточно просторное, чтобы развалиться в шезлонгах за журнальным столиком или делать европейскую зарядку, нарезая миниатюрные круги трусцой или переходя от одного электрического тренажера к другому. В России на балкон выйти нельзя, потому что он всегда завален мусором и покрыт грязью. Но если густо оседающая пыль — подарок азиатского континентального климата, то мусор на балконе в России — это klassische фрейдизм, наивно выставленный напоказ всем прохожим. Он идеально иллюстрирует все страхи и комплексы россиянина.
Первый страх — это извечный страх перед катастрофой, дефолтом, подорожанием, революцией и концом света. Для этого россиянин хранит на балконе запас сахара, консервов и самодельные маринованные огурцы, которые обычно в сотни раз гаже и toxique, чем даже дешевый китайский маринад, продающийся в каждом ларьке.
Второй комплекс происходит от врожденного неуважения россиян к частной собственности. Прыгнув из феодализма через социализм в подобие капитализма, мы так и не научились уважать чужое добро, и потому не особенно надеемся, что кто-то станет уважать наше. Добавьте к этому типично российское метафизическое ощущение бренности и глубокое чувство собственной недостойности (институт юродства был на Руси издавна почитаем) — и вот вам феномен: покупая любую вещь, россиянин ее не покупает в собственность, а как бы берет временно, напрокат, до худших времен. Он чувствует, что в любой момент ему придется ее вернуть в магазин, продать с молотка в голодный год или с горечью отнести навеки в ремонт, когда она сломается. Он заранее ко всему этому готов. Иначе чем объяснить нашу brutal традицию вечно хранить на своих балконах и антресолях картонные коробки с упаковочным полиэтиленом и пенопластовыми вставками, где лежал когда-то при покупке пылесос, монитор или стиральная машинка? Чисто psychological феномен.
И наконец, третий балконный комплекс происходит от того, что сфера сервиса в России традиционно находится в зачаточном состоянии. Из-за этого мужчина, умеющий бить гвозди, считается в России такой же высшей ценностью, как и мужчина, умеющий бить хулиганов. Фактически даже после развала СССР наш идеал мужчины — это все тот же бык с квадратной челюстью, гегемон, быдло с молотком в мозолистой ладони, чей ritratto до сих пор можно встретить на уцелевших мозаиках метро и фасадах уездных полустанков. Являясь абсолютным нищебродом (что видно по одежде и выражению кирпичного лица), он умеет лишь работать молотком и бить морду. Таков идеал мужчины, воспетый с детства: он принес России и особенно Москве одни лишь слезы. Но Москва слезам не верит. В Германии все иначе: высшей гендерной ценностью считается дорого одетый мужчина с манерами и образованием, умеющий зарабатывать деньги. Когда ему необходимо забить гвоздь, перевезти мебель, повесить полочку, заменить кран или остановить хулигана, он не раздумывая делает звонок и вызывает специально обученного профессионала с соответствующей лицензией, инструментами и материалом. Профессионал приезжает в следующую секунду и быстро, эффективно, недорого (а чаще бесплатно) решает возникшую problema. Оставшийся после решения проблемы мусор, обрезки и тела забирает с собой тоже он. Так работает хорошо развитый сервис в нормальной стране. Именно поэтому в европейских семьях не принято заваливать балкон инструментом, ящиками с краской и запасной кафельной плиткой, а также всевозможными рейками и листами фанеры, которые могут когда-нибудь пригодиться, если в доме что-то разладится и потребуется взять в руки молоток. Разумеется, кое-какие профессионалы молотка существуют и в России. Но их услугами пользоваться не принято, поскольку они заломят дикую цену и сделают все не так — либо потому, что пьяные, либо потому, что плохо понимают русский.
Кроме того, как я уже, кажется, говорила, в России жилищем считается лишь то, что составляет внутреннюю планировку избы и закрывается герметично. Все остальное, что не герметично, включая лестничные клетки и балконы, считается частью улицы. Улица же считается не подворьем избы, а владением некоего местного помещика (его роль в сознании гражданина сегодня успешно играет ЖЭК или мэр города). Незаметно досадить проклятому помещику — дело чести для батрака, поэтому чем грязнее и гаже станет подъезд, фасад, лестница и балкон, тем уютнее будет казаться холопу собственная изба. Ничем иным я не могу объяснить тот факт, что в России даже застекленные лоджии наполнены хламом, грязью и моются раз в четыре года.