И не услышали характерного звука. Не было того звука!
В магазинах автоматов не было патронов! Магазины автоматов были пусты! И значит, сами автоматы были не опасней средневековой боевой палицы. Примитивного ударного действия.
Разведчики быстро наклонились над телами оглушенных вьетнамцев и обшарили их карманы в надежде найти патроны Хотя бы два патрона. И не нашли. Зато смогли рассмотреть своих врагов вблизи. Очень странные это были часовые. На вид — лет по сто пятьдесят каждому. С лицами — как древний пергамент. С руками, больше похожими на птичьи лапки. Таким, понятно, патроны ни к чему. Для них выстрел за счет отдачи будет иметь даже более разрушительные последствия, чем для того, в кого они удумают пальнуть. Они что, никого помоложе найти не смогли для несения ночных вахт?
— Не нравятся они мне! — шепнул Далидзе.
— Мне тоже. Но нам с ними в одной коммуналке не жить. Давай вытаскивай наших. Пока не наши не всполошились.
Кудряшов загасил лампу. Резо метнулся к яме, поднял решетку и бросил внутрь небольшой камешек.
Разведчики быстро «проснулись» и выстроили пирамиду из двух человек. По которой, как по приставной лестнице, должны были подниматься все остальные.
— Давай шустро. По одному!
— А мы? — спросили из темноты американцы. — Мы хочет с вами.
— Куда вы «хочет»? В Москву? У нас дороги разные.
— Но если вы сбегать один, они нас могут убивать!
— Это точно. Ладно, Серега. Пусть вылазят. Тоже ведь люди.
— Что-то ты этих людей не очень возле вертолетов жалел.
— Так тогда они еще были не люди, а противники…
— Ладно, хрен с ними…
Американцы быстро выстроили свою пирамиду и полезли наверх. Последних пленников выдернули на опущенных вниз ремнях.
— Все?
— Все!
— А эти за каким?..
— Они к нам привыкли. Корешками стали.
— Тогда пусть отвыкают! Какие к маме корешки, когда они наш вероятный стратегический противник! Нам за таких корешков дома все вершки посрубают к едрене фене!
Пленники разобрались на две, по национальному признаку, группки.
— Нам туда, — показал Пивоваров. — Вам туда, — махнул строго в противоположную сторону. — За ложку, конечно, спасибо. А остальное врозь!
Американцы оживленно зашептались между собой.
— Нельзя нам их отпускать. Ох нельзя, — тяжело вздохнул Кудряшов.
— Почему?
— Потому что они-то видели, что им видеть не следовало. Потому что они нас видели. Возле своего самолета!
— Ну и что?
— А то! Ликвидировать их надо. Всех! Без остатка. Если по правилам.
— Чем ликвидировать? Голыми руками? Так у них этих рук больше. А пока мы здесь возимся, нас наши желтушные братья по своим правилам…
— Ладно. Хрен с ними. Согласен. Далидзе!
— Здесь я.
— Ты с автоматом в авангарде. Я замыкающим.
Шагом…
Но шагом не получилось. И бегом тоже. Вдруг и разом невдалеке хлопнули выстрелы и в небе зажглись яркие осветительные ракеты, залив все вокруг ослепительно белым светом.
— Вот это да! Мать твою!..
Пленники увидели недалекие хижины, экзотические «плетни», фигуры людей… И еще увидели колючую проволоку на высоких деревянных столбах. Со всех четырех сторон. И две крытые грузовые машины с установленными на их кабинах ручными пулеметами. С припавшими к пулеметам пулеметчиками. Глядящими на пленников сквозь мушки прицелов.
Пытавшиеся совершить побег пленники никуда не прибежали. Они находились посреди огороженного забором плаца. Посреди маленького концентрационного лагеря.
— Е-мое! Откуда здесь колючка взялась? — удивленно спросил Пивоваров. — Ее же не было!
— Оттуда, откуда все берется! Сделали. Вначале нас в яму засадили, а потом столбы врыли и проволоку натянули. Дело-то нехитрое, — злобно ответил Кудряшов. — А мы, дураки, гадали, отчего у них решетка такая слабая. А они, оказывается, подстраховались.
— А эти тогда зачем? — махнул рукой на поверженную охрану Кузнецов.
— А эти для порядка здесь стояли. И для пригляда. Как надзиратели в тюрьме. Посмотреть — послушать — подать — принести. Оттого им и патронов не дали. Как и надзирателям. Ты, кстати, своего не сильно припечатал?
— А что?
— А то, что теперь за него спросить могут. По всей строгости…
— Я вроде нет.
— И я вроде…
В единственную бывшую в заборе калитку бесконечной цепочкой вошли вьетнамцы. С автоматами наперевес. Они охватили пленников полукругом и уставили в них дула автоматов. Командир встал сбоку.
— Кажется, они решили использовать эту яму по прямому назначению, — нехорошо сказал Кудряшов, — просто как яму ..
Все напряженно замолчали.
Вьетнамцы приблизились еще на несколько шагов, оттесняя пленников к краю. Они не говорили ни слова. И никак не выражали своего отношения к происходящему. Наверное, с точно такими же ничего не выражающими лицами они могли начать стрелять. Или умирать.
— Ну и что дальше? — спросил, ни к кому не обращаясь, Пивоваров.
Вьетнамцы показали на решетку.
— Велят поднять решетку.
— Зачем?
— Чтобы удобнее нас туда было сваливать…
Вьетнамцы еще раз показали на решетку. Пленники не пошевелились. Они не хотели уподобляться приговоренным, самим для себя копающим могилы.
Командир что-то приказал. Крайний в шеренге вьетнамец подбежал к пленникам и, выставив автомат, упер его в голову ближайшего к нему американца.
Командир еще раз показал на решетку.
— Пугает. Гад! — сказал Далидзе. Вьетнамец оглянулся на командира. Тот кивнул. Вьетнамец нажал на курок.
Раздался выстрел. Голова американца дернулась. И американца не стало.
Вьетнамец приставил автомат к соседней голове. И оглянулся на командира.
Командир еще раз показал на решетку.
На этот раз пленники повиновались. Слишком страшны и неотвратимы были механические действия вьетнамского караула. Как у лишенной души электрической мясорубки. Которой все равно, что перемалывать…
Пленники подняли и откинули решетку.
Вьетнамцы, перехватив автоматы, взяли пленников в приклады. Били они не сильно, но точно. По наиболее уязвимым и болезненным точкам. Русские и американцы посыпались в яму. И друг на друга. Второй раз за несколько дней.