— Прощай, капитан!
Кавказец улыбнулся и протянул навстречу ему руку. Капитан поднял свою. И даже не заметил, как в рубку, через вторую дверь, зашел ещё один кавказец. Он ступал бесшумно и очень уверенно, потому что за эти двое суток пообвыкся ходить по палубе. Он молча кивнул своему приятелю, который так удачно развернул русского к нему спиной, держа его за руку и глядя мимо него куда-то назад и улыбаясь…
Капитана нашли спустя сутки, нашли возле борта его катера, в воде. В правой руке у него были крепко зажаты какие-то бумажки. На капитане, как на островке, сидели чайки…
Судмедэксперты, с трудом разжав его судорожно сведенные пальцы, увидели, что это обрывки раскисших в воде долларов. Дальнейшая экспертиза показала, что доллары были фальшивыми.
Все случилось в точности так, как случилось на Арале. Только там был Казахстан, а здесь — Россия, была не надувная лодка, а катер, и море было гораздо теплее…
Еще через некоторое время в Вологодской области, на обочине дороги, был обнаружен пустой «КамАЗ», в кабине которого, на сиденье, в луже собственной крови, лежал водитель с перерезанным горлом. Преступники ничего, кроме груза, не взяли, потому что в кармане у водителя была найдена довольно крупная сумма денег — рубли и несколько сотен долларов. Впрочем, доллары оказались фальшивыми.
Два эти разделенных тысячей километров и несколькими днями случая никто воедино не связал. Ну, потому что они были разделены тысячей километров и несколькими днями, расследовались разными следователями, работающими в разных отделах внутренних дел, и всякому, даже практиканту, было понятно, что это стопроцентные «глухари».
Правда, одна зацепка все же была — обшивка кузова «КамАЗа» слегка фонила, словно в нем перевозили какой-то радиоактивный груз.
Но мало ли кто и что возит по дорогам России…
Или не сейчас, а раньше возил…
Если вообще возил…
Да и кому до этого какое дело? При таком-то вале захлестнувших Россию криминальных трупов! Тем более что эти трупы при жизни были не банкирами, не политиками и не популярными телезвездами и у этих трупов не осталось никаких способных стимулировать следствие родственников…
Такие дела быстро и по-тихому сдают в архив, а трупы зарывают за казенный счет на окраинах городских кладбищ, помечая могилы бетонными столбиками с выбитыми на них номерами. Или не помечают вовсе.
До этих людей никому нет никакого дела — ни при жизни, ни тем более после смерти. Никому…
Компания даже на первый взгляд подобралась разношерстная и довольно странная: женщины — молодые, больше похожие на девочек вдовы, мальчики-подростки, заметные, как белые вороны среди кавказцев, «лица славянской национальности», принявшие ислам, и другие сомнительные с виду личности, которые менее всего напоминали боевиков. Но опыт показывает, что именно такие совершают самые кровавые террористические вылазки…
Гази Асламбеков был здесь моложе многих, но в своей жизни видел больше других, потому что всю свою жизнь жил в Москве, а последний год в Европе. Так что ему было что порассказать своим новым приятелям. Им, конечно, тоже было — но они рассказывали об одном и том же — о боях, об убитых ими русских и взорванных ими бэтээрах. Что было скучно и никому не интересно. Это все и без них знали, потому что несколько лет жили на войне, ничего, кроме нее, не видя. То ли дело Гази!.. Гази мог рассказать о европейских странах, о том, как там живут, во что одеваются, на каких машинах ездят. Для детей гор это была экзотика, похожая на сказку.
Гази оказался здесь не случайно, равно как и все остальные. Он бы мог спокойно пересидеть эту войну в мирной Голландии, но не смог пересидеть, потому что узнал, что его отца убили русские. Узнал из сюжета в выпуске новостей, который бессчетное число раз повторили европейские информационные каналы. Его отец лежал на полу, с вывернутыми руками, в луже крови, и через него безразлично переступали бойцы в форме.
Русские назвали его одним из террористов. Но он не был террористом, он был ученым-историком и был москвичом потому что был женат на москвичке и последние годы жил в Москве. Он был против выхода Чечни из состава России и против войны русских с чеченцами, которую считал вредной и бессмысленной. Но он пошел воевать против русских, когда они застрелили его отца, потому что этого требовал обычай его народа. Он должен был отомстить за смерть близкого ему человека. Он отомстил — и умер.
Но если его отец поступил так, а не иначе, то его сын должен был последовать примеру своего отца — должен был отомстить обидчикам за его смерть! Или должен был покрыть себя позором на всю оставшуюся жизнь.
Гази был наполовину русским и всю жизнь воспитывался среди русских, но после смерти отца осознал себя чеченцем. И врагом русских, которые убили его отца!
Законы гор созвучны юношескому максимализму… Через неделю Гази собрался в дорогу.
Его русская мать, не понимавшая и не принимавшая «диких обычаев» его народа, рыдала дни напролет, пытаясь удержать его подле себя. Она никак не могла понять, что он уже не мальчик и что женщина, пусть даже это его родная мать, не должна вмешиваться в дела мужчин.
— Я отомщу и вернусь! — пообещал он.
У него не было денег, не было виз и не было опыта самостоятельной жизни, но его земляки вызвались помочь ему. Через несколько дней он оказался в Турции, где его радушно приняли незнакомые ему люди. Приняли как сына героя.
Его кормили, поили, давали деньги на карманные расходы, с ним общались на равных. Он словно попал в новую семью, где не существовало никаких противоречий, где все понимали друг друга и где само собой разумелось, что если кто-то погубил твоего близкого родственника, то он должен ответить за это своей жизнью.
Так было. Так должно быть. И иначе быть не может!..
Здесь его никто не отговаривал, здесь ему помогали кто чем мог! Для него, жителя Москвы, это было странно, немного дико, но приятно. Москвичи, даже соседи, даже близкие родственники, живут обособленно, каждый решая свои собственные проблемы. Они могут собираться вместе, пить водку, жарить шашлыки, играть в волейбол, но никто не станет помогать тебе в твоем деле, как в своем! И уж тем более не станет помогать убивать твоего врага!
Так жила его мать, его московские соседи, школьные и дворовые приятели… Так жили все!
Но не его земляки! У его земляков все было иначе, по крайней мере так показалось ему. Его беду они приняли как свою и помогали, как если бы это была их беда!
Он мог сравнивать, и сравнение было не в пользу прежней его жизни! В пользу — нынешней.
— Ты болван! — сказали бы ему его школьные приятели, узнав, что он решил поквитаться за своего отца, поставив на кон свою жизнь.
— Ты молодец! — хвалили его чеченцы.
Там он был мальчиком, здесь — мужчиной!