Ничего не происходило. Время ушло на каникулы. Взбодренный дарованными свободами народ обстоятельно, широко праздновал. От еврейской Хануки плавно вползли в католическое Рождество, через недельку загремит Новый год, а там уже наше, православное Рождество, и почти сразу — старый Новый год. Ну и грех не отметить Крещение. Это те гуляли, что зазимовали на Родине. А большое начальство, все мало-мальски серьезные нуворишки и крупные бандиты отправились отдыхать в Швейцарию или Таиланд.
Жизнь в этих нескончаемых празднествах выглядела совсем благостной, как бы свершилась недостижимая мечта о всеобщем национальном примирении. Наконец.
Вообще, если бы еще не надо было сколько-нибудь трудиться и не было бы вечной нужды переделить чужую собственность, можно было уверенно сказать — жизнь удалась! Все получилось, как когда-то мечталось!
Веселый пьяный сон. Мираж. Театральное шумное представление… Невидимые люди за кулисами напрягались вовсю, чтобы спектакль под названием «Новый счастливый 1996 год» выглядел правдоподобно и зрители поверили в миф о том, что они тоже действующие в чем-то лица и исполнители бог весть чего.
Президент Ельцин готовился со своими двумя процентами популярности стать снова вождем народа.
Сашка Серебровский со своей алхимической командой «семибанкирщины» переплавлял деньги в чистое золото национальной любви и признательности президенту, добавляя в расплав гражданской активности лигатуру страха перед коммунизмом.
Павел Николаевич Келарев прикидывал шансы пересесть в кресло министра — ситуация выглядела обнадеживающе. Особенно если не оплошает Джангиров.
А Джангиров знал, что если он не оплошает и операция пройдет нормально, то через полгода он, кормилец партии, станет скорее всего вице-премьером в новом правительстве. И первое, что он сделает, — соединит в одно ведомство государственную безопасность и МВД. И сразу же выгонит Келарева. Надо только, чтобы Хэнк справился со своей задачей.
Хэнк трудился, как предки ниггера Айзека на сахарных плантациях Антигуа — от зари до зари. Груз из Гамбурга получили, сертифицировали, растаможили и развезли по городам, которые О'Риордан называл «кусты нашей активности». Айзек оказался, как все революционеры, очень шустрым и бешено жадным. Но полагающиеся Хэнку деньги привозил исправно — в жестких алюминиевых чемоданах. На Бастион Хэнк переводил О'Риордану крохи — основные средства учитывал и накапливал Лоренцо. Эти деньги Хэнк решил оставить за собой — на будущую большую войну.
Это его деньги, и он будет заказывать на них ту музыку, что нравится ему, а не маргинальным болтунам в золотых «Ролексах». А пока он ежедневно ездил с Магдой, хронометрируя время прилета самолетов в аэропорт Кеннеди и максимальный трафик на мосту Джорджа Вашингтона. Он знал, что убить одномоментно несколько тысяч человек — дело непростое, и готовился к гекатомбе очень серьезно. Всех убить и уйти живым.
Монька был счастлив и озабочен. Он полетел к сыну на рождественские каникулы, гулял с ним по Лондону, обедал в лучших ресторанах. Входя в «Хэрродс», предлагал ему: «Все, что нравится, бери!» Хотел купить ему маленький «ягуар», но сын мягко отказался — около студенческого дорматория нет охраняемой парковки, да и остальные студенты будут смотреть на него, как на сноба и выскочку. Как-нибудь потом… Монька видел, что сыну скучно. А может быть, он стесняется отца? Тогда к чему все его усилия? Какая же цена его рискам?
Стивен нашел в тайнике Бастаняна шесть бесценных полотен. Попал под служебное расследование в связи с тем, что застрелил стукача-коллегу. Дисциплинарная комиссия оправдала его, но заслуженная награда в шуме скандала пролетела мимо.
Убийца Рындин, нашего розлива гангстер, скрылся. Полк уверен, что он отсиживается в Мексике или на островах, и намерен его отловить.
Я не мог обсуждать с ним по телефону информацию, полученную от Сашки.
Написал подробное письмо и дал подружке, ехавшей на неделю в Польшу, — она его отправила из Варшавы. Через несколько дней позвонил Полк, никаких имен не называл — все понял. Уверенно сказал:
— Мне моего земляка искать здесь втемную — бесполезно, корешки надо у вас искать. Я хочу после Нового года прилететь в Москву. Не возражаешь?..
С чего бы это я стал возражать? Да и кто меня спрашивает? По таким результатам на любой аттестации могут влепить «неполное служебное соответствие». Засадили наглухо Десанта — и все. Я ведь не могу начальству доложить, что за смерть Валерки Ларионова я рассчитался руками бандитов. Как говорит Любчик — волки от испуга скушали друг друга. У Джангирова результаты были не хуже. Нет, мне гарцевать и гордиться нечем.
Поэтому праздники катили как-то мимо нас — мы работали. Если вообще можно назвать работой милицейскую деятельность. Неутомимо и целенаправленно копали под Джангира, собирая, как муравьи, все, что попадало под руки. И всю информацию — важную, или непонятную, или пустяковую — складывали в компьютер К.К.К. Он грозился найти выход на Джангира.
А на Новый год устроили себе паузу и огромное гулянье. Хороший это день!
Момент детских иллюзий — завтра все будет по-новому, по-другому и обязательно — счастливо! Да и поводов загулять накопилось достаточно.
Милу Ростову откомандировали для повышения квалификации на два месяца в академию.
Кита Моржового окончательно бросила жена — вернувшись из ванны в спальню, застукала Кита, жрущего под одеялом батон с любительской колбасой.
К.К.К. присвоили звание майора, и он злобно бурчал: «Лучше бы новый компьютер купили!»
Юрку Любчика позвали заместителем начальника отдела в МУР, и в нем яростно боролись тщеславие и нежелание отваливать из нашей бранжи. Всем желающим он красочно объяснял, что, мол, командира Ордынцева на днях забирают на повышение и начальником «Дивизиона», естественно, назначат его — знаменитого капитана Любчика.
Гордон Марк Александрович подал рапорт об увольнении на пенсию с первого марта 1996 года. У него дома и собрались.
Как мы гуляли, пили и веселились! Будто знали, что это в последний раз, словно чувствовали — не доведется нам больше собраться вместе.
Но в ту новогоднюю ночь мы были молоды, беззаботны и ощущали себя бессмертными и всесильными.
Мила предложила мне:
— Хочешь, погадаю тебе на картах?
— Конечно, хочу!
Она быстро стасовала колоду, дала мне снять, открыла мою карту — король червей.
— Вот к тебе пришел король треф, дружелюбный, хороший человек, молодой брюнет.
Здесь восьмерка — неудачи в делах, беспокойства, тревоги и разочарования.
Туз бубен рядом — деловое предложение.
А вот дама червей — достойная доверия ласковая женщина.
Но за ней четверка — перемены, отсрочки каких-то личных дел. Дама смещается к королю треф, похоже, у них намечается большая любовь.
О, а вот тут тебя ждут большие испытания — король бубен, упрямый и гневный человек против тебя. С ним король пик — злой, тщеславный немолодой брюнет.