Непанта встала перед креслом, закусив губу. Он поднял на нее эти свои странные карие глаза. У нее перехватило дыхание. Она не могла сказать того, что хотела. Трепет чувств промелькнул на его темном лице. Что это было?
Слегка дрожа, она взяла его руку, лежавшую на подлокотнике кресла. Салтимбанко мягко сжал ее, обернувшись к огню. Она подвинулась, потянулась к нему. Напряженно и хрипло сказала:
– Вот то, что тебе нужно…
Когда он поднял взгляд, она преодолела последние шесть дюймов и прижала свои губы к его. Это длилось секунду. Ее челюсть дрожала. Она трепетала, но чувствовала, как он содрогается, пытаясь сохранить контроль. Непанта хотела, чтобы схватил ее в охапку, но… Чарующий момент закончился. Где-то в глубине разума захлопнулась дверь, удар вернул страх. Она медленно отодвинулась, борясь с собой и не желая его ранить. Она опять бежала, спасая себя. До боли закусив губу, она вернулась к вышивке.
Через несколько мгновений, когда она кляла плохой стежок и собственную бездеятельность, он захрапел. Этот храп казался искусственным, звучал как насмешка. Он ранил ее до глубины сердца.
«Почему я не могу быть нормальной женщиной? Почему? Почему? Почему?»
Непанта ответила на стук угрюмым «Войдите». Но она просияла, когда появилась Элана.
– Астрид. Что ты обо мне думаешь? Почему я такая путаная?
Элана промолчала, пока не закрыла дверь, удивляясь, что могло произойти.
– Кампания уже состоялась? – Я поцеловала его… Но он ничего не сделал… А я испугалась и все разрушила.
– Итак?
– Ну, я хотела…
– Непанта, пусть все идет как идет. Ты слишком много беспокоишься. Не форсируй события. Это не поможет. Позволь всему идти своим чередом. А потом ты вдруг взглянешь и обнаружишь, что все обернулось радостями. – Она надеялась на это.
– Может быть. Это просто… ну… я не могу объяснить.
– Зачем пытаться? Непанта, ты знаешь, что ты самая настоящая огорчительница? Ты находишь проблемы там, где их нет. Тебе нравится быть несчастной? Я имею в виду, конечно, здесь есть над чем подумать, но не стоит строить на этом всю жизнь. Тебе просто надо чем-нибудь заняться, вот в чем дело. Вся твоя беда в этом.
– Чем? Какая от меня здесь может быть польза? Я просто еще один ненужный едок в Вороньем Грае.
– Ты меня просто с ума сводишь вот таким настроением. Нечего делать? Прошлой ночью Рендель сказал, что Брок не организовал госпиталь. Нам надо будет подготовить место, где лечить раненых. Я слышала, что в Глубоких Темницах много места.
– Но там грязно. Ими не пользовались много лет.
– А мы могли бы расчистить их, разве нет? Посмотри, у нас полный замок женщин, которые дуреют от скуки. Это удержит их от неприятностей?
– Такая работа займет уйму времени…
– Есть еще целый месяц, пока они там будут готовы к атаке. И даже больше, если Рендель сделает вылазку, как он собирается.
– Тогда лучше начнем.
Элана улыбнулась. Ее уловка сработала.
– Позволь мне только прихватить накидку, – сказала Непанта. – Мы возьмем ключи и посмотрим, что там можно сделать.
* * *
Элана с Непантой, Салтимбанко и Короли Бурь стояли на парапете Черной башни над воротами Вороньего Грая, на сильном ветру, наблюдая за полночной вылазкой. Внизу осаждающие работали при свете факелов – пока до них не добрался отряд из замка. Первым предупреждением осаждавшим стали крики их товарищей. Пламя, зажженное горючей смесью, пожирало бревна и инструменты. Палатки в рабочем лагере сгорели.
Начали поступать раненые. Сражение продолжалось. Факелы, поднимающиеся по горе, показывали пути движения подкреплений. Элана и Непанта помчались в свой импровизированный госпиталь и начали скорбную и трудную работу по укладыванию солдат. Большинство раненых были пленниками. Разгромив передовой лагерь противника и разрушив двухнедельные земляные работы, Рагнарсон вернулся. Он и Рольф выстраивали своих сотоварищей в замковом дворе для переклички.
Внезапно подбежала Элана, задыхаясь от подъема из Глубоких Темниц.
– Браги, – выдохнула она, почти задыхаясь. – Это Хаакен. Он скверно ранен… И у него есть… что-то о старике.
– Проклятие! – Он повернулся и проревел: – Рольф! Драконоборец! Элана, будь с ним и убери прочь Непанту. Не дай ему проговориться и предать нас. – Подошли Рольф и Драконоборец. Рагнарсон объяснил ситуацию. – Хаакен добыл, что мы хотели. Я спущусь, как только мы закончим перекличку.
– Как он? – спросил Рольф.
– Выжил, – ответила Элана. – И я не могу обнаружить ничего, хотя он выглядит умирающим. Пока что я должна продержать его живым. – Она заторопилась прочь.
– Подожди! – сказал Рагнарсон. – Там, в Нижних Оружейных палатах, есть комната, которой никто не пользуется. Если мы сможем перетащить его туда, то уберем с дороги. Проклятие! Проклятие! – Он был испуган, что Хаакен их выдаст, и боялся, потеряет единственного остававшегося члена семьи.
Сверху Салтимбанко увидел, что что-то нарушилось в группе внизу. Он посмотрел на Королей Бурь: они были увлечены огнями у стен. Он оглянулся назад, на замковый двор, пытаясь понять, случилось. Увидел, что единственной, кто мог принести новости, была Элана.
– Сам-друг, – сказал он, – собираюсь вниз, в Глубокие Темницы. Облагородить храбрые отряды.
– Ха! – фыркнул Вальтер. – Нужно оправдание, чтобы повидать Непанту, э? Думаешь, забыла про тебя?
Салтимбанко с легким поклоном удалился.
Клыкодред изменялся быстро, как и его хозяин. Времена, когда Старец бывал дружелюбен, становились все реже, а когда раздражен – все чаще. Это устраивало Вартлоккура. Двести лет сделали одиночество привычкой. Избыток дружбы быстро заставил бы его снова пуститься в странствия.
Клыкодред менялся, и эти изменения портили настроение Старцу. Приходили слуги, нанимали бедняков из Ива Сколовды. Хотя они и боялись, но служба в Клыкодреде была лучше, чем ничего. Они подметали, скребли, чинили, обновляли. Они готовили, шили, заботились о новых лошадях, появившихся в стойлах Клыкодреда. Во дворах появились свиньи и поросята, утки, гуси, цыплята, козы, овцы и коровы. Появился кузнец с горном, его наковальня звенела весь день, как колокол. Плотник, чьи молоток и пила были в работе с рассвета до сумерек. Мельник. Ткач. Каменщик, сапожник, тележник, швея, мясник, пекарь, свечных дел мастер. И их дети. Множество смеющихся, носящихся по всему замку, как чума донимающих мягкосердечных повара и пекаря, выпрашивая чего-нибудь сладенького, швыряющих камни со стен: просто чтобы посмотреть, как они падают и исчезают из виду. Вартлоккур часто наблюдал за детьми с Башни ветров. Он никогда не был ребенком. О, и трубач! Что за трубач! Он творил волшебство своим собственным способом – такое же могучее, как у Вартлоккура, такое же бессмертное, как у Старца. Звенящие песни его трубы разносились по замку почище кузнечного молота, плотничьей пилы и детского смеха.