– Извини, я не подумал…
– Вот именно. Все, уходим.
Воры исчезли, а я стал торопливо одеваться. Спать резко расхотелось. Уже натянув шляпу, я огляделся и понял, что дорожная сумка исчезла. Кто-то из воров в суматохе и темноте все же ухватил ее! Я длинно, от всей души выругался – вместе с сумкой исчезли все деньги, что дала мне в дорогу Мэрион. Первой мыслью было догнать воров, но здравый смысл все же не совсем покинул меня. Во-первых, уже не догоню – пока возился с одеждой, они наверняка до дома добрались. Во-вторых, если догоню, это для них будет прямо подарок судьбы. Прибьют и вернутся за Иголкой… Ладно, делать нечего. Не к старосте же, в самом деле, идти! Будь я даже человеком – как смог бы доказать, что у меня украли деньги? А уж тем более с моей неблагонадежной физиономией соваться к местным властям и вовсе не с руки – вмиг на костер угодишь. Нет, придется смириться и уйти тихо – как и собирался. Дождавшись рассвета, я спустился вниз, растолкал спавшего у двери мальчишку и велел запрячь лошадь. Увидев развязанные седельные сумки, я зашипел сквозь зубы от бессильной злости. Мальчишка густо покраснел и быстро затянул ремешки.
Надеюсь, он остался крайне разочарованным – когда Иголка была оседлана и выведена во двор, я молча запрыгнул в седло и ускакал, не одарив его ни единой монеткой. С одной стороны, у меня их просто больше не было. Ас другой, если подумать, воры как-то вошли и как-то вышли через дверь, перед которой он якобы спал, так что за «работу» пусть требует с подельщиков.
– Что-то случилось, капитан? – осторожно поинтересовалась Иголка, уловив мое мрачное настроение.
– Меня обокрали, – признался я. – Точнее, ограбили, и это особенно унизительно. В человеческом теле я бы расправился с ворами, даже не вспотев. Но это, в общем, ерунда. Хуже то, что мы снова остались без денег.
– Не хочу показаться излишне ехидной, но в этом нет ничего нового.
– Так-то оно так… Ну да ладно, что толку предаваться унынию? Поехали, Иголка, дорога впереди длинная, а время не ждет.
– Вперед, труба зовет, ландскнехты храбрые – в поход!
– Выпустите меня немедленно!
– Кто здесь?! – невольно повторил я любимую фразу Андрэ.
– Я! Здесь я! – затрепыхалась одна из седельных сумок. – Выпустите меня!
Скрежещущий голос показался мне знакомым. Распутав ремень, я заглянул в сумку. Оттуда на меня хмуро смотрел давешний петух.
– Иезус Мария!.. Ты как здесь оказался? Я думал, что тебя зажарили…
– Не надейся! – сварливо ответила птица, выбираясь из сумки и устраиваясь на луке седла. – Я увидел, как воры потрошили твою поклажу и оставили сумки развязанными. Упускать такой случай было бы глупо.
– Замечательная идея, – кисло похвалил я петуха. – Ну а почему же ты не сбежал раньше?
– Ты лишний раз убеждаешь меня, что люди – отсталые существа. Ку-ку-куда бы я пошел? В лес? Я там не выживу. Залезть в багаж других путников? О, да – они очень обрадовались бы этому и съели бы меня по дороге.
– А что помешает тебя съесть мне? – с интересом спросил я петуха.
– Ты не сможешь, – уверенно заявила наглая птица. – Тебе совесть не позволит зажарить и съесть собеседника. И выкинуть меня на произвол судьбы ты тоже не сможешь.
– Иезус Мария! – беспомощно повторил я, – Ладно… Поехали, Иголка… И не смей ржать над капитаном!
На восьмой день пути мы выехали на окраину Думмкопфа – городка чуть больше Либерхоффе, но гораздо более цивилизованного. Во всяком случае, ворота у него были на месте. Это обстоятельство вкупе с моими бескомпромиссно пустыми карманами побуждало выбрать объездной путь. Не менее пустое брюхо, напротив, требовало обязательно город посетить и осмотреть местные достопримечательности. В первую очередь – харчевни.
Припасы, что собрала в дорогу Мэрион, давно упокоились в желудках проклятых воров. Время от времени мне удавалось украсть что-то съестное в селах, которые мы проезжали, но везло мне нечасто, так что большую часть дороги я проделал под аккомпанемент жалобно бурчащего желудка.
Иголке тоже приходилось несладко. Трава уже порядком увяла, и есть ее – по собственному выражению лошади – было все равно что жевать старую метлу. Овса купить было не на что, когда мы оказывались вблизи сел, я воровал на сеновалах для Иголки сено, естественно, этого было мало. Лучше всех чувствовал себя петух – насекомые, пока еще не впавшие в спячку, но уже порядком оглушенные ночным холодом, были для него легкой добычей, да и на убранных полях всегда можно было найти достаточно пропущенных колосков. Но дальше так продолжаться не могло – и лошадь, и я нуждались в нормальном отдыхе и нормальной еде. Остановка в городе хотя бы на одну ночь была нам просто необходима.
Единственным препятствием было отсутствие денег. Ни в один постоялый двор нас, разумеется, бесплатно не пустят, да и за въезд в город требовалось заплатить пошлину. И если в Либерхоффе я проник даром за счет представительной внешности, шикарного снаряжения и самоуверенного вида, то теперь ни представительной внешности, ни вообще какого-либо снаряжения у меня не было, да и самоуверенности здорово поубавилось.
– Давай-ка съедем с дороги… ну хотя бы вон к тем кустам. Мне надо обдумать ситуацию.
– Как прикажете, капитан. – В голосе Иголки уже не было той бравады, к которой я привык.
Под прикрытием кустарника я стащил сапоги и с блаженным стоном вытянул лапы. Петух немедленно отправился искать на стерне пропущенные косарями колоски ячменя.
– Разрешите отлучиться. – Лошадка моя здорово исхудала на подножном корму, да и постоянные ночевки под открытым небом не прибавляли ей оптимизма, но речь ее до сих пор оставалась речью дисциплинированного солдата. – С целью самостоятельного решения вопроса с довольствием.
– Разрешаю… – Я посмотрел вслед бредущей по скошенному полю лошади и вздохнул. – Как бы мне решить вопрос с довольствием? На сырой ячмень пока как-то не тянет.
– А чего решать-то? Вон же у тебя под носом обед бродит.
Я вздрогнул – для внутреннего голоса этот был слишком реальный. Впрочем, хозяин голоса немедленно объявился и сам. Из кустов выбрался смутно знакомый пес. Странно, что я его не учуял…
– Ха! Так я в навозе вымазался! – гордо пояснил пес, заметив мое удивление. – Вот – понюхай!
– Спасибо, как-то не хочется. – Я неделикатно отодвинулся от «благоухающего» бродяги.
– Дурень! Ничего вы, кошки, в благородном искусстве охоты не понимаете! – нравоучительно заявил пес. – Чтобы дичь тебя не учуяла и подкрасться позволила, надо свой запах заглушить. Тут лучше навоза ничего нет!