Пролез к нему - а Габриэлыч спит. Прямо в одежде, кулак под голову положил - и спит на нарах, на матрасе. Вот что значит гуру! Нормальные крепкие нервы. Взял я одеяло, стал самим собой и завернулся в него. И потряс его за плечо.
- Вставай, Габриэлыч, - говорю. - Разговор есть.
Он тут же вскочил, от света щурится и на меня смотрит.
- Ты? - говорит.
- Я. Пришел и уйду. Габриэлыч, дело такое. Отец Амвросий совсем безумен, так хоть с тобой поговорить нормально можно?
- Конечно, - говорит Габриэлыч. - А давно тебя ко мне посадили?
- Никто меня не сажал, - говорю. - Сам ползаю всюду. Потому что я оборотень. Увидишь еще. Так вот, Габриэлыч, дело такое…
Я замолчал и на всякий случай огляделся, нет ли микрофонов вокруг. По идее, должны быть, хотя зачем они, если камера одиночная? Слушать, как арестант сам с собой разговаривает? Перевел я глаза на инфракрасные, еще спектр немного взад-вперед подвигал - никакой проводки не обнаружил, кроме электрической.
- Габриэлыч, - говорю. - История такая. Ты человек видный, ученый, философ, культуролог или как там называется. Оккультизмом интересуешься, верно? Ты решил вызвать духа. Просто так, из ничего, ясно? Позвал приятеля своего, священника-самоучку, ну и вызвали духов. Шумели, били в бубен. Что дальше было - не помните. Тут и милиция приехала. Никого с вами больше не было. Никого. Ясно? Нет жертв, нет свидетелей, нет уголовного дела. Обещай больше не шуметь, и все.
- Кто ты, Алексей? - спрашивает Габриэлыч тоскливо.
- Не знаю, - честно отвечаю я. - Оборотень. Но не дьявол, потому что зла никому не хочу делать.
- Я вижу, - кивает Габриэлыч. - Ладно, не выдам тебя.
- Не так мыслишь, - говорю, - меня-то ты можешь выдать. Только неприятности от этого будут только тебе. Я скажу, что ничего не знаю, никто из меня духов не выгонял, Ильичем я по квартире не ходил…
- Кем не ходил?
- Понятно. Ты не в курсе. Ну, это и лучше. В общем, неприятности только тебе, понимаешь?
Габриэлыч кивает.
- Кто ты, Алексей?
- Да не знаю я. Как пойму - сообщу. Пока что я другое понял.
- Что?
- Что ты, Габриэлыч, никакой не гуру.
Габриэлыч молчит.
- И никаких занятий медитацией с группами учеников у тебя нет. А что Ариша к тебе два раза в неделю бегает, а мужу рассказывает…
- Хватит! - говорит Габриэлыч нервно. - Я не хочу это выслушивать!
И я понимаю, что попал в точку.
- Ариша, - говорю, - девушка впечатлительная, увлекающаяся. Не морочь ей голову, хорошо?
Габриэлыч молчит.
- Габриэлыч, я не слышу! Ты согласен или нет?
- Молодой человек! - говорит Габриэлыч. - А кто вы такой, чтоб со мной в таком тоне говорить?
Ну, чего с ним делать? Я падаю на четвереньки, накрываюсь с головой одеялом и оборачиваюсь собакой. Делаю клыки пострашнее и шерсть дыбом. И вылезаю из-под одеяла.
- Кто я такой? - рычу. - Тебе объяснить, кто я такой? И делаю пару шагов к Габриэлычу, сверлю его глазами. Надо отдать должное - мужик железный. Лицо каменное, смотрит мне в глаза. Черный, белки сверкают, нос приплюснутый, губы толстые, развесистые. Посмотрели мы в глаза друг другу, затем он все-таки отвел взгляд.
- Амвросий как? - спрашивает бесцветным голосом.
- Безумен, - говорю. - Что бы он ни болтал, тверди одно - занимались оккультизмом, вызывали духов.
- Удачи, - говорит Габриэлыч.
- Удачи, - говорю ему.
Разворачиваюсь и втягиваюсь в щель под дверью.
- А дальше? - спрашивает Аришка.
- Ну, чего дальше… Ушел оттуда.
Мы сидим у Ника, пьем кофе с Аришкой. Ника дома нет, и такое неприятное чувство - не хочется, чтобы он появился. Не знаю почему.
- А зачем ты вообще полез туда, к ним?
- Ну, я хотел поговорить с ними. Сказать, как им себя вести. Чтобы не рассказывали вообще про меня как про живого человека, потому что это статья. Наверно. А сказали бы просто, что духов вызывали. Это ж не криминал. И сказать им, что я в безопасности, обо мне волноваться не надо, надо о себе думать и самим уладить этот случай, чтобы шума по минимуму. И все. Вот это я им хотел сказать.
- Сказал?
- Сказал.
- Поняли?
- Не знаю… Габриэлыч, наверно, понял. А Амвросий, наверно, нет. Он сейчас в таком состоянии, что его в психушку могут упечь… Хотя, может, ему и полезно будет.
- Ну а сам? Сам ты чего теперь думаешь?
- По поводу?
- О себе. О том, что с тобой происходит.
- Не знаю. Но бесов надо изгнать по-настоящему. В церковь сходить надо бы. Пусть проверят там как положено…
Аришка задумчиво помешивает ложкой кофе. Черная воронка бьется в чашке и время от времени выплескивается на скатерть. Аришка этого не замечает.
- Хочешь я покажу тебе свой крестильный крестик? - вдруг говорит она.
- Да на фиг он мне? - Я поднимаю глаза и вижу вытянутое лицо Ариши. - Ой, извини, пожалуйста. Конечно, покажи…
Аришка выходит из кухни и возвращается с крестиком. Я беру его в руки и рассматриваю. Крестик маленький, серебряный. Наверху колечко, цепочки нет. Аришка внимательно смотрит на меня.
- Нравится?
- Ну… нравится, - говорю я. - Ну… аккуратненький он такой. Маленький. Серебряный, да?
- Да. Накрой его другой ладонью, подержи в руках.
- Ну… хороший крестик. А чего ты его не носишь?
- Не отвлекайся. Ты ничего не чувствуешь?
- Честно?
- Да.
- Ариш, не обижайся, пожалуйста. Это же твой крестик, не мой… В общем, ничего не чувствую. Ни тепла от него особого, ни сияния.
- Приложи его ко лбу.
- Чего?
- Приложи его ко лбу, - повторяет Ариша твердым голосом.
- Мне так идет? - Прикладываю крестик ко лбу.
- Крепче приложи. Ничего не чувствуешь?
- Ариш… - вздыхаю я и отдаю ей крестик. - Давай кофе пить?
- Давай, - вздыхает Ариша.
Я мешаю кофе ложкой, набираю, пробую - горячо.
- Обжигает? - спрашивает Ариша. - Хочешь, водички холодной добавим?
- А есть кипяченая? Давай.
Ариша открывает шкафчик, достает маленький графинчик и наливает мне в чашку прозрачной воды.
- Странная у тебя вода, - говорю.