За дверью послышались шаги, щелкнул замок, и дверь распахнулась. И одновременно слышу радостный голос:
- Привет! Проходи, проходи… - На пороге стоит Инка в вечернем платье и туфлях на высоком каблуке, лицо ее медленно меняется. - Ты? Опять? - говорит она тускло.
- Халатик отдать, - говорю. - И пару слов сказать, я тут узнал кое-что.
- А ну убирайся отсюда! - говорит Инка и пытается захлопнуть дверь, но я подставляю ботинок.
Кстати, больно, это ж не ботинок, а все-таки нога моя.
- Инка! - говорю. - Да погоди ж ты! Я скажу пару слов и уйду! Этот ежик…
- Заходи! - вдруг кивает Инка и приоткрывает дверь. Но только я ногу убираю, она меня как долбанет по ботинку! Причем мне даже показалось, что у нее на туфлях колючки. В общем, ногу я отдернул, и дверь она захлопнула. Стою как дурак с халатиком перед дверью, думаю, как просочиться вовнутрь. Через замочную скважину? Да ну ее, психопатку, еще кипятком обольет или еще чего-нибудь. Через окно? Да и что толку, если она не хочет со мной разговаривать?
И тут вижу, слева шип от ежика торчит в дверном косяке. Ну, который от Инки отломался, и я его в косяк тогда воткнул зачем-то. Странно, не расползся шип за это время. И к Инке обратно не приполз. Интересно, что это у нее отломалось на самом деле? Ноготь?
И тут мне в голову приходит идея… Ведь это все-таки ее родные клетки… Беру я этот шип, задумчиво прикусываю зубами на манер зубочистки и поднимаюсь по лестнице на половину пролета, к мусоропроводу. Сажусь к противоположной стене поудобнее, спиной прислоняюсь. И логинюсь… пардон, подключаюсь ко внутреннему миру своему. И там даю команду - проанализировать этот шип на предмет, чего это такое вообще. Сначала не удалось, не нашла система шипа. Пришлось выйти, в ладонь его вонзить до крови и снова попробовать.
Нашелся шип! Проанализировала его моя система и выдала, как я и ожидал, результат. Честно говоря, сомнения были - а вдруг в ее клетках сработает самоуничтожение, все-таки их анализируют на клеточном уровне. Но нет, не сработало. Видно, своим можно. Короче, обнаружила моя система клетки с встроенной мутантской программой, но чужим генокодом. И сразу предложила на выбор: уничтожить, переделать под свои или избавиться от них, вытолкнуть прочь из организма. Видать, ситуация штатная, предусмотренная.
Нет, думаю, погоди со своими предложениями. У нас только работа начинается. Для начала потребовал я эти клетки еще раз внимательно проанализировать на предмет содержащейся программы, насколько от программы моих клеток отличается. На всякий случай. Откуда я знаю, вдруг у мутантов программы разные? Но нет, все в точности как у меня. А генокод Инкин, разумеется. Вот его-то я и попросил извлечь.
Дальше пришлось повозиться. Хотя я помнил, что время во внутреннем мире летит быстро, как не знаю что, и надо торопиться. В общем, сконструировал я клетку-вирус. На базе тех же самых мутантских клеток. Только с Инкиным генокодом…
Идея простая. Все то же самое, что я у себя сделал, - переинсталлировать все клетки организма с другой программой. А программа простая - как только все Инкины клетки переинсталлируются новой программой, сразу же запустить полную деинсталляцию - вообще очистить ее клетки от черной пены.
Сделал я такую клетку-вирус, велел ее размножить пару тысяч раз и стал думать - чего с ними делать дальше? Задуть их в квартиру через замочную скважину? А будет ли результат? Ладно, думаю, по обстоятельствам, разместил их пока у себя на нижней губе, чтоб поблизости были. И возвращаюсь в реальный мир.
А тут в реальном мире та-а-кие перемены! Первым делом слышу где-то на верхнем этаже истошный лай болонки, приглушенный дверью. Затем чувствую вонь едкую химическую. Открываю глаза - стоит давешняя хозяйка болонки и сует мне под нос нашатырный спирт. А рядом стоит Инка и смотрит так участливо, что прямо сердце радуется. А в руках у нее большое яблоко. И она мне его протягивает.
- Жри, - говорит, - быстрее, это от голода. Сейчас тебе пельменей еще приволоку, только они сырые.
- Сырых? - ужасается хозяйка болонки.
- Он же у нас сыроед, Марина Павловна, - говорит Инка. - Религия у него такая.
- Что ж за религия? - удивляется тетка.
- А вот такая религия - не варить пищу на огне. Только в сыром виде, свято соблюдая традиции предков. Дарвинизм называется.
- Вот потому и обмороки! - говорит тетка. - До могилы себя доведет!
- Спасибо вам, Марина Павловна, что нашли его и меня вызвали. Я уж сама разберусь.
- Да не за что. - Тетка поворачивается, чтобы уйти, но все-таки спрашивает: - А может, “скорую”?…
- Я сама, Марина Павловна, я сама. Спасибо вам большое! И тетка уходит, тщательно завинчивая на ходу флакончик нашатыря.
А Инка протягивает мне яблоко.
- Жри! - говорит требовательно. - А то снова отрубишься, и чего мне с тобой делать? Я этот фокус знаю, - со мной тоже бывали обмороки.
Я медленно поднимаюсь.
- Спасибо, - говорю, - Инка. Спасла ты меня.
- В кого ты хотел превратиться-то?
- Не помню уже. В ангела, наверно, чтоб к окошку подлететь и халатик тебе все-таки отдать,
- Так это ты из-за халатика? - удивляется Инка. - Я ж сказала, оставь себе.
- Неудобно.
- Конечно, неудобно, он же не твоего размера…
- Да нет, неудобно чужую вещь брать, получается как бы украл.
- Ладно, - смягчается Инка. - Давай халатик и жри яблоко. Сейчас пельменей вынесу. В дом не приглашаю, за мной вот-вот друг заедет.
- Да мне в дом и не надо. - И халатик ей протягиваю. - И не волнуйся, я уйду, и больше ты меня никогда не увидишь.
- Странный ты, - говорит Инка. - Ну уж извини, раньше надо было ко мне клеиться, на юге.
- А я чего?
- А ты тормозил. Так что теперь только в другой жизни.
- А этот… друг…
- Этот друг для меня очень важный друг.
- Важный для тебя или для твоей карьеры?
- Опять начинается? Извини, тебе действительно пора, - хмурится Инка, и взгляд ее становится колючим.
- Ухожу, - говорю. - Ухожу. Понимаю. И пельменей мне не надо. Вот яблоко возьму. Спасибо. Спасибо, что спасла меня, А то бы умер тут, у мусоропровода. Спасибо тебе! Можно на прощание поцелую в знак благодарности?
- Только в щечку! - строго говорит Инка и поворачивается в профиль.
И тут я ее хвать - и целую прямо в губы! Она сначала попыталась отстраниться, но потом по ее телу проходит вдруг волна, и она обмякает у меня на руках…
Вдруг слышу где-то поблизости окрик:
- Эй! Эй!
Поворачиваюсь - стоит дядька немолодой, усатый, в строгом костюме, при галстуке, глазки маленькие, противные, а на голове такие редкие волосы, будто их на голую лысину откуда-нибудь со спины пересадили. И вижу - у него глаза круглыми становятся и смотрит он не на меня, а рядом со мной, на Инку.