– Это ты про себя, что ли? – фыркнул я. – Нет, спасибо! Лучше уж оставайся моим врагом, для меня так безопаснее.
– Я и говорю – грубый ты. И еще любишь совать нос не в свое дело.
– Знаешь, я привык сам решать, что мое дело, а что не мое.
– Поверь, – проникновенно произнес Отбой, – на этот раз ты точно лезешь не в свое дело. Я чувствую себя твоим должником, так что честно предупреждаю: сунешься к нам на базу – живым не уйдешь.
– Ладно, хочешь честно – давай честно. Какого хрена ты творишь?! Или не ты мне сам когда-то говорил, что детей вы не трогаете? Зачем девчонку украл? Когда Ивор узнает об этом, от вас и клочка шерсти не останется!
– А ты думаешь, Ивор не знает?
Я поперхнулся пивом и уставился на оборотня:
– Что ты сказал?!
– Разве я что-то сказал? – Отбой состроил наивную гримасу. – Тебе послышалось, Фокс. Уши надо беречь, знаешь ли. И нос. И вообще, береги себя, Фокси.
Отбой одним глотком опустошил свою кружку пива, встал и неспешно направился к выходу. Я тупо смотрел вслед оборотню, переваривая его слова.
«Неожиданный поворот, правда?»
«У меня нет ни одной причины верить ему, – возразил я Хайше. – И куча причин не верить».
«А главное, ты не хочешь верить!»
«Да брось! Если это затея Ивора, то зачем тогда было нанимать нас с Алексом?»
«Ну-у-у… Чтобы отвести от себя подозрения, например».
«И зачем это Ивору?»
«Должен же он считаться с общественным мнением!»
«Ивор? Ты, наверное, шутишь! Он даже не знает, что это такое! Нет, ты что, всерьез считаешь, что этот смешной старикашка, помешанный на современных технологиях, способен причинить вред ребенку?»
«Я не знаю, каков Ивор сейчас, – вздохнула Хайша. – Когда мы встречались в последний раз, он был не главой Анклава, а простым племенным магом. Это было совсем другое время и другая жизнь. Не хочу настраивать тебя против Ивора, но будь осторожен!»
Вступать в спор с Хайшей я не стал. По опыту знаю, что это бессмысленно. Оставил на столе деньги за пиво, кивнул Саргису и покинул бар.
Я не знал, что думать, но знал, что делать. Компания вампиров, которую я приметил в баре, навела меня на одну интересную мысль.
Четырнадцатый год со дня явления повелителей,
Центральная Африка, город Утсотокалеме
Повелитель деловито расхаживал по залу, расставляя плошки с плавающими в пальмовом масле зажженными фитилями и время от времени поглядывая на обнаженную Агату, бесстыдно разложенную на алтаре. Руки и ноги женщины были связаны под алтарем, так что все ее тело выгнулось, но на лице Эстрахари ни разу не мелькнуло даже тени желания. Он был слишком захвачен подготовкой к ритуалу.
Агате было страшно. И одновременно с этим она испытывала странное чувство отрешенной покорности. Такое состояние она иногда наблюдала у животных, обреченных на убой. И у рабов, отправляемых в храм. Очнувшись, Агата пыталась бороться, пыталась растянуть веревки, но убийца имел дело с сотнями жертв. Он не допустил ни одной ошибки, которая позволила бы жертве освободиться и испортить ритуал. Покориться? Принять неизбежное?
Но она – не животное! Не рабыня!
Агата почувствовала, как безвольная покорность отступает под напором упрямства. Она всегда была упрямой, за это ее ругали, а то и пороли в детстве, от чего упрямство никуда не девалось, зато маленькая Агата изучила искусство хитрости и скрытности. До последнего времени скрытность помогала ей. Она смогла организовать соплеменников, недовольных властью повелителей, смогла убедить их в необходимости побега и заставить действовать. Среди ее сторонников были те, которые ненавидели повелителей по личным причинам, – у них забрали в храм близких людей. Были те, которые мечтали о власти, но понимали, что с вечными бессмертными повелителями у них нет никакого шанса. Были даже такие, которые искренне ужасались обычаю скармливать повелителям людей, пусть даже из другого племени. Этих безумцев было мало, но Агата принимала всех. Ее хитрости хватило, чтобы сплотить сторонников, сколь бы разные причины ни восстановили их против повелителей.
И вот всего за ночь до освобождения все пошло прахом, и ни ее хитрость, ни даже упрямство не помогут. Каким-то образом повелители раскрыли их планы. Кто-то предал их? Торонго? Нет, она знала, что муж ни за что не предаст ее. К тому же он не покидал дом с того момента, как она сказала, что уходит. И почему она здесь одна? Если заговор разоблачен, то где ее сообщники?
Агате почудилось, что она слышит какой-то слабый шум за стенами храма. Нет, вряд ли такое возможно. Стены сложены из огромных каменных блоков, между этим залом и внешним миром несколько помещений, сюда не могут проникнуть никакие звуки. Просто показалось.
Эстрахари в последний раз проверил расстановку всех элементов, необходимых для проведения ритуала. Маленькой метелкой тщательно смел какой-то невидимый мусор с узора, выложенного в полу цветными камнями. Подошел к алтарю. В одной руке Эстрахари держал чашу, в другой – нож. Совсем простой, даже грубый – мечи, которые повелители раздали мужчинам племени, и то выкованы искуснее. Но Агата чувствовала исходящую от ножа властную силу. Женщина не была истинной нгомбо, как ее отец, но ей и раньше иногда удавалось почувствовать что-то, что не чувствовали другие люди. Течение сил, пронизывающих мир и управляющих событиями. Отец говорил, что сначала Агата должна родить детей, и только когда они вырастут, он станет учить дочь использовать эти силы. Ее сын давно вырос, дочери скоро искать жениха, но отец уже ничему не сможет ее научить…
Вновь донесся какой-то шум, на этот раз совершенно отчетливый. Кто-то кричал. Эстрахари тоже услышал крик, но прерывать жертвоприношение явно не собирался. Повелитель запел речитативом то ли молитву, то ли заклинание и начал поливать Агату зеленой, мерзко воняющей жидкостью из чаши. Раздался еще один крик – уже ближе, будто внутри храма. Теперь на лице Эстрахари появилась тревога, он заговорил быстрее, бросил чашу на пол и взялся за рукоять ножа обеими руками.
Из коридоров доносились непрерывные крики, к ним прибавился звон оружия, и стало очевидно, что внутри храма идет бой. Повелитель говорил все быстрее и истовее, заклинание все больше походило на истеричный визг, нож застыл над грудью Агаты и слегка подрагивал, словно выискивая сквозь плоть лакомое сердце. Агата почувствовала, что воздух вокруг как бы уплотнился и в этой плотности бушует что-то невидимое. Эстрахари умолк, и его взгляд стал прицельным.
Агата поняла, что сейчас умрет.
Совсем рядом раздался воинственный крик, что-то длинное мелькнуло в воздухе, и повелитель отшатнулся, сделав несколько шагов назад. Из середины его груди торчало древко копья. Эстрахари яростно взревел, сделал шаг вперед, и в тот же момент еще три копья ударили его в грудь. Наверное, нападавшие решили, что даже повелителю не выдержать таких ран, – зал наполнился черными, лоснящимися от пота людьми в боевой раскраске. И тогда Эстрахари показал истинную силу повелителей. Он выдернул копья одно за другим, словно это были просто шипы акации, и, не обращая внимания на развороченную грудь, бросился в атаку. Он двигался с такой скоростью, что казалось, просто исчезал и появлялся в новом месте, обозначая свое продвижение гейзерами крови и падающими телами. Но нападавших, похоже, скорость и сила повелителя не застали врасплох. Каким бы ловким и быстрым ни был повелитель, на его неприятно-бледной коже появлялось все больше ран, потом удачный удар меча отсек ему правую руку. Почти в тот же момент один из корчащихся на полу воинов изловчился и схватил повелителя за ногу, повиснув на ней живой колодкой. Эстрахари ударил его второй ногой, пробив грудную клетку, но затратил на это пару мгновений, и уже все оставшиеся на ногах воины набросились на повелителя, нанося удар за ударом. Еще несколько человек упали, но остальные били и били, не останавливаясь, даже когда Эстрахари перестал шевелиться. И остановились, лишь окончательно обессилев.