Я вернулся к пленнице.
– Давай покончим с этим скорее.
Морли фыркнул.
– Сегодня сюда привели двух женщин, – сказал я монахине. – Блондинку лет двадцати с хвостиком и брюнетку – восемнадцати, обе очень привлекательны. Где они?
Монашка не желала участвовать в игре. Морли приставил ей к горлу нож:
– Мы хотим знать. И не прочь взять на душу грех убийства.
Теперь она не могла ответить, потому что до смерти перепугалась.
– Не упрямьтесь, и с вами все будет в порядке. Мы не хотим никому причинять вреда. Но если придется – не обессудьте. Вы знаете, о ком идет речь?
Морли коснулся острием ее горла. Монахиня кивнула.
– Знаете, где они?
Еще один кивок.
– Хорошо. Отведете нас туда.
– Мами мамых мемах, – донеслось из-под ладони Морли.
– Дай ей сказать, – распорядился я. – Если попытается орать, убей ее.
Это прозвучало убедительно, потому что Морли именно так бы и поступил.
– Светловолосую женщину устроили в доме для гостей. Другую посадили в винный погреб под трапезной. Это единственное место, где ее могли запереть, – объяснила монашка.
– Чудесно, – сказал я.
– Неплохо, – согласился Морли. – Вы умница. Теперь отведите нас к ним. К которой сначала? – Это мне.
– К брюнетке.
– Хорошо. Покажите нам, где винный погреб.
В этот момент кто-то постучал в дверь, вернее, тихонько поскребся.
– Сколько он будет здесь ошиваться? – прошептал Морли.
Монашка пожала плечами:
– Не знаю. Я никогда не пробовала его не пускать.
– И не опаздывали?
– Нет.
– Можно воспользоваться другой дверью, – предложил я.
Монахиня к этому времени успокоилась и стала сговорчивей. Она подробно объяснила дорогу.
– Пошли, – сказал Морли. – И тихо.
– У меня нет желания умереть. Зачем вы это делаете? Святые Отцы этого не потерпят. Они будут преследовать вас.
– У Святых Отцов не будет времени. Мы приблизили Час Разрушения. Мы вступаем во Времена Разрушителя. Всех еретиков поглотит бездна. – Я не сумел вложить достаточно страсти в свои слова, потому что они звучали крайне глупо, но я сомневался, что монашка настолько успокоилась, чтобы оценить интонацию. – Показывайте нам дорогу.
Она заартачилась. Морли посильней нажал на нож.
– Мы заберем этих женщин, с вами или без, – заверил я. – У вас только один шанс увидеть восход. Пошевеливайтесь.
Она вняла.
Мы вышли через вторую боковую дверь. Трапезная оказалась приземистым одноэтажным строением между женской и мужской обителью, позади главного храма. Семинария – еще один улей, набитый людьми, – располагалась за трапезной. Максимум удобства. Я спросил об остальных зданиях комплекса. Монахиня назвала конюшни и склад. Дом для гостей, сиротский приют и некоторые другие помещения, например, дома нескольких Святых Отцов (четверо из двенадцати жили в Танфере), были рассыпаны по уединенным уголкам парка. Я подумал о Церкви, засунутой в одну непомерную громаду Четтери. Какую обиду они, должно быть, таят на Ортодоксов, основавших целое городское поместье. Но если вы – номер второй, так оно обычно и происходит.
Мы добрались до трапезной без происшествий. Она была незаперта. Морли проворчал что-то насчет нашей медлительности. Рано или поздно охранников у ворот придут менять, и поднимется тревога.
Я попытался поторопить монахиню.
Монашка показалась мне немного староватой для тайных любовных свиданий. По моим прикидкам, она была лет на пятнадцать постарше меня. Но, может быть, мы никогда не устаем от этой великой игры.
– Там должны были поставить охранника, – прошептал Морли. – Давай я схожу первым.
Я не стал спорить. В таких делах я ему не соперник.
– Если не возникнет нужды, не режь его.
– Ладно. – Морли спустился по лестнице с бесшумностью призрака. Не прошло и минуты, как он крикнул: «Чисто!» Я погнал монашку вниз. Морли ждал у подножия лестницы.
– Я пригляжу за ней. Тащи девчонку.
Как благородно с его стороны!
Охранник отдыхал на скамье перед массивной дубовой дверью, обшитой железными полосками и висящей на здоровых петлях. В двери не было ни единого отверстия. Она запиралась колышком, просунутым в скобы. Довольно действенный способ, надо полагать.
Я дотронулся до шеи охранника. Пульс пусть неровный, но все же прощупывался. Я был рад за Морли. Я открыл дверь и не увидел ничего, кроме темноты. Пришлось вернуться за лампой охранника.
Майя спала, свернувшись клубком на грязной мешковине в углу. Слезы прочертили на чумазом лице светлые полосы. Я опустился на колени, закрыл ей ладонью рот и легонько встряхнул:
– Просыпайся.
Она дернулась, стала вырываться.
– Это я. Не говори ни слова, пока не вернемся домой. И ни в коем случае не упоминай никаких имен. Поняла?
Она кивнула.
– Обещаешь?
Она кивнула еще раз.
– Хорошо. Мы выходим отсюда, подбираем Джилл и задаем деру. Эти люди не должны узнать, кто мы.
– Я усвоила, Гаррет. И не надо вколачивать в меня это молотком.
– Ты считаешь, не случится ничего страшного, если кто-нибудь тебя услышит? Например, особа, которую мы заставили показать, куда тебя посадили? Действительно, чего переживать! Ну подумаешь, придется ее убить, чтобы она не повторила твоих слов.
Майя слегка побледнела.
– Пошли.
Я вышел из подвала и сказал Морли:
– Я вытащил девчонку. Присмотри за ней, пока я приберу этого типа. – Судя по виду монашенки, она внезапно оглохла.
Я затащил охранника в подвал, вышел и впихнул кол на место, потом обратился к монахине.
– Теперь отведите нас к дому для гостей.
Она повела. Майя держала рот на замке. Кое-какое представление о размере ставок мне удалось ей внушить.
На втором этаже дома для гостей – уютного двухэтажного коттеджика комнат на восемь – горел свет. Морли пошел проверить охрану. Я остался приглядывать за дамами.
– Еще несколько минут, – заверил я монахиню.
Ее била дрожь. Она решила, что ее минуты сочтены. Я снова принялся проповедовать нигилизм, желая оставить стрелы, которые укажут на Сынов Хаммона. Я не позволю Морли поступить с монахиней так, как ему хотелось бы. Лучше я оставлю им хоть одного живого свидетеля. Пусть у Ортодокских Святых Отцов при одном упоминании о Сынах идет пена изо рта.