Свен, Изабель и Маруша тоже не горят желанием открыть дверь. Сыщики обмениваются робкими взглядами. Понятно: самое время вмешаться суперсыщику Освальду и продемонстрировать знаменитый трюк с дверной ручкой. Я уже собираюсь тронуться с места, как вдруг слышится громкое всхлипывание. Тим!
Сыщики, как по команде, тянутся к дверной ручке. Через три секунды все исчезают в доме. Я жду затаив дыхание и навострив уши. Нет, никакого всхлипывания больше не слышно. И вообще, здесь стоит какая-то зловещая тишина. Наверное, щебет птиц на всей территории дачно-садоводческого поселка Графратер-Форст строго воспрещен и пернатые родители несут ответственность за проступки своих пернатых детей.
Не слышно и признаков присутствия Прольберга. Похоже, он смотался и оставил Тима одного в доме. В таком случае сыщики должны вот-вот появиться вместе с моим хозяином.
Однако они не появляются. Я терпеливо жду, стараясь не потерять самообладания. Собственно, я понимаю, почему они так долго не выходят: потому что не так-то просто освободить Тима от наручников. Может, я смогу перегрызть их?
Но этого не потребовалось. Дверь наконец открывается, и… кто появляется на крыльце?.. От ужаса я чуть не проглотил свой собственный язык. Но тут же постарался стать незаметнее полевой мыши, чтобы меня не обнаружили. Из дома выходят не сыщики, а преступники! Вся банда в полном составе: Прольберг, Мюллер (Лысый, хозяин питбультерьерихи) и третий, тот, которого я видел на месте преступления в квартире Изабель. Где же сыщики? По лицу Мюллера видно, что он злится.
— Зачем тебе надо было хватать мальчишку и тащить сюда? — рычит он на Прольберга. — Это же идиотизм! Сейчас у нас на шее уже не один, а целых пять!
— Но они же стащили картины! — робко оправдывается Прольберг, прикуривая сигарету. — Как я, по-твоему, должен был заставить их вернуть картины, а?
— Ладно, не дергайтесь, — спокойно произносит третий. — Двумя картинами больше, двумя меньше… Мы добыли нашему клиенту целых двадцать штук — я думаю, он будет доволен. Поэтому предлагаю как можно скорее все упаковать и рвать когти.
— Да, тебе хорошо говорить! — разозлился Лысый. — «Рвать когти»! А что с детьми? Первое, что они сделают, выбравшись отсюда, это сообщат в полицию.
— Ну, значит, берем их с собой, — предлагает третий. — Если они будут вести себя тихо, завтра отпустим их.
— А если не будут?.. — спрашивает Прольберг.
Третий пожимает плечами.
— Отличный план! — язвительно замечает Мюллер.
— У тебя есть лучше? — ухмыляется третий.
Мюллер думает с минуту, прищурив глаза. Потом отрицательно качает головой.
— Значит, решено: сваливаем! — командует третий. — Сначала грузим в машину картины, потом выводим детей. Вы их как следует связали?
Прольберг кивает, бросает на землю окурок и растаптывает его ногой. Преступники скрываются в доме.
Мое сердце бешено колотится. Вопросов нет: я должен задержать банду! Но как? Допустим, я собака и мог бы напасть на них, но, пока я расправляюсь с одним, двое других меня мигом прикончат. Есть только одно оружие, с помощью которого можно победить более сильного противника: хорошая идея. Но у меня нет идеи. И в мозгу моем тоже тишина.
И вот они уже выходят из дома, у каждого под мышкой большая картина. Они направляются к калитке. Освальд, ну где твоя идея? Срочно нужна идея! Прольберг открывает калитку. Он внимательно следит за тем, чтобы не наткнуться ни на что картиной, и поэтому не видит меня. Сделай же что-нибудь, Освальд! Что-нибудь!
И я делаю: я отступаю на несколько шагов назад. Чересчур смелым поступком это, конечно, не назовешь. Но сейчас нужна не смелость, а… Ой! Обо что это я споткнулся? Я поворачиваюсь — передо мной разливается огромная белая лужа. Сливки! Я сую в нее нос — ффффу!.. Какие там, к черту, сливки! Это белая краска, которой тощий старикан красил свой забор. Двигаясь задним ходом, я опрокинул ведро.
— Ну, чего ты там застрял? — слышу я голос Мюллера.
— Тут какая-то белая лужа, — отвечает Прольберг. — У меня нет желания загадить свои новые ботинки.
— Ну, давай проходи!
Только через мой труп! Я становлюсь у Прольберга на пути. Но этот сукин сын даже не замечает меня и поддает своим ботинком по брюху. Я взвыл от боли и злости.
— Откуда он взялся, этот барбос? — удивляется Прольберг.
— Плевать! У нас нет времени разбираться тут со всякими барбосами! Ого! Да он, кажется, бешеный! Давай шагай дальше!
Что? Бешенство?.. Опять?! Ах да! Белая краска на моей морде! И вот у меня уже рождается идея, которой я так долго ждал. Я беру разгон и перемахиваю через свежевыкрашенный забор. Дед, который дрыхнет в шезлонге, на мой лай не реагирует. Может, этот скелет уже помер? Я лаю еще громче — безрезультатно. Тогда я становлюсь прямо напротив его правого уха и изо всех сил рычу в него. Это подействовало. Дед вскакивает как ошпаренный и в ужасе смотрит на меня. И тут его голос превращается в сирену.
— Помогите! Помогите! — орет он безостановочно.
Вот придурок! Почему он не хватает свой мобильный телефон, лежащий в траве в двух-трех метрах, и не звонит куда следует? Все приходится делать самому!.. Я беру телефон в зубы, несу к шезлонгу и кладу его насмерть перепуганному старику на брюхо. Он не шевелится. Ну что, может, мне еще самому набрать номер и заявить на самого себя?
Я отбегаю в отдаленный угол сада. Только после этого дед наконец решается взять в руки телефон и позвонить в полицию.
— Он здесь! Он здесь! — повторяет он как заведенный. — Кто? Бешеная такса из Восточного парка!
Смотри-ка! Я, оказывается, уже известен на весь город! Подробно объяснив, где меня найти, старик бросает телефон в траву, встает со стула и собирается ретироваться в свой домик. Но мне надо, чтобы он ждал полицию вместе со мной. Поэтому я преграждаю ему дорогу и разражаюсь громким лаем.
— Помогите! — опять орет он. — Помогите!
— Что случилось, господин Штриве? — спрашивает Прольберг, который как раз возвращается со своими дружками с автостоянки.
— У этой собаки бешенство! — отвечает дед (как выясняется, господин Штриве).
Трое жуликов останавливаются у забора и хохочут.
— Бешенство? Чушь собачья! — Мюллер показывает на маленькое белое озеро у забора. — Эта псина просто вывозила морду в белой краске.
Господин Штриве делает удивленное лицо.
— В самом деле? — Он смотрит на меня, наморщив лоб.
О боже! Что же делать? Ну конечно! Устроить театральное представление, что же еще? Я с облегчением вздыхаю и начинаю коронный номер «бешеная собака». Дикие прыжки, душераздирающий вой, закатывание глаз, катание на спине по траве, сумасшедший лай — одним словом, я демонстрирую весь свой репертуар. И вот результат — господин Штриве от страха становится белее своего забора. Преступники тоже резко обрывают веселье.