— Я увидела это из своего кабинета. Джессика прибежала туда раньше меня. Боюсь, она его немного… унизила своим вмешательством. Не нарочно.
Я прикрыл глаза. Наша дочь Джессика, хрупкая, с большими золотисто-карими глазами и длинными темными волосами, была моей копией — правда, сильно уменьшенной (каких-нибудь девяносто фунтов веса). Джесс унаследовала от меня взрывной характер и за словом в карман не лезла. Свой нрав она продемонстрировала еще в детском саду, когда бросилась защищать брата-близнеца от вполне невинных поддразниваний другой девочки. Мы пытались объяснить дочке, что Джей, наверное, просто понравился той малышке, но Джессика ничего не желала слушать. Сколько бы брат ни просил ее не вмешиваться, она продолжала яростно его защищать, хотя он был на восемь минут старше.
Я выдохнул:
— Дай-ка ей трубку.
— Джесс, папа хочет с тобой поговорить!
— Привет, пап!
Услышав мелодичный голосок дочки, я в очередной раз удивился тому, как в этом маленьком существе уживаются мой необузданный темперамент и ангельская наружность.
— Детка, у тебя сегодня были проблемы?
— Виновата не я.
— Ну конечно. Ты никогда не бываешь виновата.
— У Джея пошла кровь из носа. Тот мальчишка повалил его на пол.
Внутри у меня все закипело, но детям незачем было это знать.
— Что сказал дедушка?
— Сказал, этому Стивену Матезе давно пора врезать.
Расслышав в дочкиных словах интонацию Джима Мэддокса, я улыбнулся. Хорошо, что она не видела.
— Это неплохо, Джесс, что ты хочешь защищать брата. Но нужно дать ему возможность самому за себя постоять.
— Дам. Когда он не будет лежать на полу.
Я с трудом подавил смешок:
— Ладно. Люблю тебя, маленькая. Скоро приеду. Где там мама?
Послышался шум, потом в трубке снова зазвучал спокойный голос моей жены.
— Ну что, удалось ее переубедить? — спросила Эбби, заранее зная ответ.
— Похоже, нет. Она привела веские доводы.
— С нее станется.
— Точно. Слушай, мы уже подъезжаем к аэропорту. До скорого. Целую.
Как только водитель остановил машину возле терминала, я вытащил сумку из багажника и побежал на регистрацию. Сара, помощница Томаса, только что забронировала для меня билет. До вылета оставалось полчаса. Я быстро прошел досмотр и прямиком направился на посадку. Уже запускали первую группу пассажиров.
Перелет домой, как всегда, казался нескончаемым. Четверть времени пути я потратил на то, чтобы умыться и переодеться в туалете (это было не слишком удобно, но я привык). Потом — томительное ожидание посадки.
После каждой командировки не терпелось вернуться туда, где меня ждали. А сегодня вдобавок ко всему мы с Голубкой праздновали одиннадцатую годовщину свадьбы. Мне ужасно хотелось обнять жену. Одиннадцать лет спустя я любил Эбби так же, как и в первый год нашего знакомства.
Я считал, что каждая годовщина — это наша маленькая победа. Отмечая этот праздник, мы показывали средний палец тем, кто говорил, будто мы долго не пробудем вместе. Эбби приручила меня. Женившись на ней, я стал более спокойным, уравновешенным. А рождение детей вообще изменило мой взгляд на мир.
Я приподнял манжету и посмотрел на запястье. Там по-прежнему красовалось ласковое прозвище, которое я дал Эбби, и от взгляда на эту надпись мне, как и раньше, становилось легче.
Когда самолет сел, я еле удержался, чтобы не броситься бегом через терминал. Добравшись до машины, почувствовал, что моему терпению пришел конец. Впервые за много лет я рванул домой, не обращая внимания на светофоры и обгоняя всех подряд. Это было даже забавно: вспомнил студенческие годы.
Наконец я подъехал к дому и выключил фары. Над крыльцом загорелся фонарь. Эбби вышла навстречу: ее карамельные волосы слегка касались плеч, большие, немного усталые серые глаза говорили о том, как она рада, что я приехал. Я обнял ее, стараясь не сжимать слишком сильно.
— Боже мой, — вздохнул я, пряча лицо в Голубкиных волосах, — как же я соскучился!
Отстранившись, Эбби дотронулась до моей брови:
— Ты упал?
— Сегодня был суматошный день. Наверное, ударился о дверцу машины, когда спешил в аэропорт.
Эбби обхватила меня обеими руками и снова прижала к себе:
— Я так рада, что ты дома! Дети легли, но отказываются засыпать, пока ты не пожелаешь им спокойной ночи.
Я кивнул и, наклонившись, приложил ладони к округлившемуся животу Эбби.
— А ты как? — спросил я у своего третьего ребенка и, поцеловав Голубкин пупок, выпрямился.
Эбби круговым движением погладила живот:
— Он еще не испекся.
Я достал из сумки коробочку и протянул ее Голубке:
— Одиннадцать лет назад мы с тобой махнули в Вегас. Это был лучший день в моей жизни.
Эбби взяла коробочку, и мы, держась за руки, вошли в переднюю. Пахло моющим средством, свечками и детьми. Пахло домом.
— У меня тоже кое-что для тебя есть.
— Правда?
— Ага. — Она на секунду зашла в кабинет и вернулась с бежевым конвертом. — Открой.
— Привела в порядок мою корреспонденцию? Ай да женушка! — сказал я, поддразнивая Эбби.
В ответ она только улыбнулась. Я открыл конверт и достал оттуда небольшую стопку бумаг. Там были даты встреч, документы о совершении операций, распечатки электронных писем — Бенни от Мика и Мику от Бенни. После того как мы помогли отцу Эбби расплатиться с долгом, он снова назанимал денег. В следующий раз Голубка уже не стала ему помогать. Чтобы его не убили, он был вынужден отрабатывать годами.
Только одного я не понимал. Эбби знала: мы с Томасом коллеги… Но вроде бы она думала, будто мы занимаемся рекламой.
— Что это? — спросил я, изображая недоумение.
Эбби не утратила своей способности в любой ситуации сохранять невозмутимый вид.
— Это то, что тебе нужно, чтобы доказать связь Мика с Бенни. Вот, например, погляди сюда, — сказала она, доставая одну из бумаг. — Железобетонная улика.
— Ясно… Только зачем мне все это?
Эбби лукаво улыбнулась:
— Решай сам, дорогой. Просто я подумала: если раскопаю кое-какую информацию, в этот раз ты сможешь пробыть дома чуточку дольше.
Я судорожно искал способ выкрутиться. И как же это я умудрился спалиться?
— Ты давно знаешь?
— Какое это имеет значение?
— Сердишься?
Эбби пожала плечами:
— Поначалу слегка огорчилась. С твоей стороны было очень уж много лжи во спасение.