Прежде чем я успел закончить предложение, Шеп открыл дверь и побежал вниз по лестнице. С порога я увидел, как Эбби улыбается бурному примирению Америки и Шепли. Засунув руки в задние карманы джинсов, Голубка стала подниматься по ступенькам. Осенние облака затеняли все вокруг, но ее улыбка казалась какой-то удивительно летней. С каждым шагом Эбби приближалась ко мне, а мое сердце стучало сильнее.
— И жили они долго и счастливо! — сказал я, закрывая за ней дверь.
Мы сели на диван, я положил ее ноги себе на колени.
— Какие планы на сегодня, Голубка?
— Спать, спать и снова спать.
— Отлично. Только можно я сначала кое-что тебе вручу?
Она пихнула меня в плечо:
— Ты приготовил мне подарок? Да ладно!
— Не бриллиантовый браслет, но надеюсь, тебе понравится.
— Я в предвкушении.
Подняв ее ноги со своих коленей, я направился в комнату Шепа. Взял коробку бережно, стараясь не трясти: не хотелось, чтобы щенок проснулся и своим писком испортил сюрприз.
— Ч-ш-ш… не плачь. Сиди спокойно, старичок!
Я поставил коробку у ног Эбби, а сам присел на корточки рядом:
— Открывай скорее, мне не терпится тебя удивить.
— Скорее? Ну ладно… — Голубка сняла крышку и от неожиданности раскрыла рот. — Собачка! — закричала она, доставая щенка и поднося его к лицу.
Он дрыгал лапами и вытягивал шею, чтобы расцеловать новую хозяйку.
— Нравится?
— Еще как! Ну надо же! Ты подарил мне собачку!
— Это кернтерьер. В четверг после занятий три часа за ним ехал.
— А… Ты тогда сказал, что вам с Шепом нужно отогнать его машину в сервис…
— Да, на самом деле мы ездили за подарком, — кивнул я.
— Какой кудрявенький! — рассмеялась Эбби.
— У каждой девчонки из Канзаса должен быть свой Тотошка, — сказал я, подхватывая пушистый комочек, норовивший свалиться с Голубкиных коленей.
— Он действительно похож на Тотошку! Так его и назову!
Эбби весело ткнулась носом в мордочку щенка. Она была рада моему подарку, а я был рад, что она рада.
— Щенок может жить здесь, я буду за ним ухаживать. Он для меня гарантия того, что ты не забудешь сюда дорогу, когда этот месяц закончится и ты вернешься в «Морган».
— Я бы в любом случае приезжала к тебе, Трэв.
— Я готов сделать что угодно, лишь бы ты почаще улыбалась, как сейчас.
Эбби помолчала, потом снова переключилась на щенка:
— Думаю, Тото, тебе пора вздремнуть. Да, давай-ка.
— Ладно, пойдем, — кивнул я, сгреб Голубку вместе со щенком к себе на колени, поднялся и направился в спальню.
Откинув покрывало, я опустил Эбби на кровать. Наверное, это должно было бы меня завести, но я слишком устал. Потянулся через Голубку, чтобы задвинуть шторы, и упал на подушку.
— Спасибо, что возился со мной ночью, — сказала Эбби хрипловатым сонным голосом. — Тебе было совершенно не обязательно спать возле меня на полу.
— Это была одна из лучших ночей в моей жизни.
Она посмотрела на меня с сомнением:
— Ты лежал между унитазом и ванной на холодном жестком кафеле, рядом с идиоткой, которую постоянно рвало, и это была одна из лучших твоих ночей? Сочувствую, Трэв.
— Я радовался тому, что могу тебе чем-то помочь, мне приятно было смотреть, как ты засыпаешь у меня на коленях. Я почти не спал, зато твой девятнадцатый день рождения мы провели вместе, и ты просто прелесть, когда пьяная.
— Да уж, блевать я умею очаровательно, как никто.
Я прижал ее к себе и погладил Тотошку, который уткнулся ей в шею.
— Кроме тебя, я не знаю ни одной женщины, которая была бы красива даже с головой в унитазе. Это о чем-то говорит.
— Спасибо, Трэв. Больше я не заставлю тебя со мной нянчиться.
Я откинулся на подушку:
— Как хочешь. Но вообще у меня прекрасно получается держать тебе волосы во время рвоты.
Она усмехнулась и закрыла глаза. А я все смотрел на нее и не мог оторваться, хоть и усталость давала о себе знать. На ее лице почти не было косметики, если не считать еле заметных следов от туши под ресницами. Поерзав немного, Голубка успокоилась и уснула. Я заморгал, веки налились тяжестью.
Не успел я проспать и минуты (во всяком случае, так мне показалось), раздался звонок в дверь. Эбби не шелохнулась. В гостиной раздались мужские голоса. Один из них принадлежал Шепу. Америка тоже участвовала в разговоре. Интонации показались мне не слишком веселыми. Кем бы ни был наш гость, вряд ли он заглянул просто так, с дружеским визитом.
По коридору затопали чьи-то ноги, и вдруг дверь открылась. На пороге стоял Паркер. Он посмотрел на меня, потом на Голубку. На скулах у него проступили желваки. Я понял, о чем он подумал, и хотел объяснить ему, что Эбби здесь просто спит, но не стал. Вместо этого я вытянул руку и положил ее Голубке на бедро.
— Когда удовлетворишь свое любопытство, не забудь закрыть дверь с той стороны, — сказал я, кладя голову рядом с головой Эбби.
Паркер молча вышел. Дверью спальни он не хлопнул: приберег силы для входной двери. В комнату заглянул Шепли:
— Дело дрянь, старик.
Тут до меня дошло, что я натворил. Теперь уже ничего не поправишь. Я знал: последствия дадут о себе знать не сразу, но от этого паниковал не меньше. Лежать рядом с Эбби и смотреть на ее спокойное, довольное лицо стало невыносимо. Она проснется, узнает обо всем и возненавидит меня.
Утром девчонки в страшной спешке уехали на занятия. Мы с Голубкой едва успели перекинуться парой слов. Поэтому оставалось только догадываться, чего мне от нее сегодня ждать.
Я почистил зубы, оделся и пошел на кухню. Шепли сидел возле стойки для завтрака и хлебал молоко из миски. Он был в джемпере с капюшоном и розовых трусах-боксерах, которые подарила ему Мерик, потому что они показались ей сексуальными.
— Кажется, вы с Америкой все между собой уладили? — спросил я, доставая из посудомоечной машины стакан и наполняя его апельсиновым соком.
Шепли улыбнулся. Он был как пьяный от недавно полученного удовольствия.
— Ага. Я рассказывал тебе, какой Мерик бывает в постели, когда мы поругаемся, а потом помиримся?
Я скривился:
— Нет. И пожалуйста, не надо.
— Хоть каждый день с ней ссорься! Правда, это, конечно, не для слабонервных. — Не дождавшись от меня ответа, Шепли добавил: — Кажется, я женюсь на этой женщине.
— Да. Вытирай розовые слюни. Нам пора.
— Кто бы говорил, Трэв! Или думаешь, я забыл, что с тобой происходит?