Эльга растерянно огляделась по сторонам и просто глазам своим не поверила. Труп матушки Ганы, который она только что видела, непостижимым образом исчез.
— Гилфингом клянусь, вот только что здесь, у самого входа лежала…
Марна снова с размаху ударила ее по лицу.
— Да как же ты смеешь лгать, мерзавка? А ну-ка, марш в подвал! Неделю на хлебе и воде просидишь. А после из кельи своей полгода выходить не будешь.
— Но… я не…
— Если ты нарочно глупости выдумываешь, наказание тебе положено, — прошипела Марна, — а если это тебя Темный искушает, то пост и покаяние спасут.
— Простите… я… я больше никогда… Гилфингом клянусь… — отчаянно зарыдала Эльга.
И как ни странно, старшая монахиня смягчилась.
— Ладно… Благодари Гилфинга, что никто твоих бредней не слышал. А то век бы из подвальной кельи не вылезала. Ну а я что ж… так и быть, промолчу. Не буду монастырь позорить. А ну, марш к себе, что б глаза мои больше тебя не видели.
Девушка, не веря своему счастью, быстро поцеловала Марне руку и поскорей убралась подальше от разгневанной монахини.
Весь день Эльга, как и было велено, просидела у себя в келье. А под вечер все-таки не выдержала и вышла в монастырский сад. Имелось у нее одно любимое местечко возле самой ограды. Оттуда сквозь толстую щель в заборе виднелась раскисшая от дождя широкая проселочная дорога. Эльга любила, прильнув глазами к щелке, помечтать о добром молодце, который придет однажды сюда, чтобы увезти ее из постылого монастыря. Однако никто в эти глухие места не забредал. Вот даже лесная просека изрядно заросла травою. За месяц, который Эльга провела в монастыре, она едва ли не каждый вечер выходила смотреть на дорогу. И только однажды увидела старуху, несущую на спине вязанку дров… да еще как-то слышала пьяные голоса двух отчаянно бранящихся мужиков. Но сегодня, видно, был особенный день в ее жизни. Или это ей снова только почудилось? У самой монастырской ограды, не торопясь, разгуливал здоровенный чернокудрый красавец с румяной, нахальной физиономией и роскошными черными усами. Его лицо не портила даже свежая ссадина, пересекавшая лоб. Наоборот, так мужественней выглядит. Впечатление дополняли меч на боку и синий плащ.
«Интересно, что же он здесь делает?» — не сводя восхищенных глаз с невесть откуда взявшегося верзилы, подумала Эльга.
А красавчик действительно вел себя довольно странно — то и дело подходил к монастырской ограде, внимательно осматривал и ощупывал потемневшую от времени кирпичную кладку. Потом шел дальше, время от времени наклонялся, придерживая ножны, как будто искал что-то в траве…
«Такой милашка и совсем один, — жалостливо подумала Эльга. — Поздним вечером не к кому ему пойти, совершенно не к кому. Видно, в этом задрипанном городишке не осталось хороших девушек…»
Эльга присела на траву, прильнула глазами к широкой расщелине в самом низу забора, долго смотрела на молодца. Изо всех сил пыталась угадать его мысли. А что, если он тоже думает о ней? О самой красивой девушке города, которая по воле злой судьбы оказалась заточенной в монастыре. И чтобы жениться на ней, нужно совершить множество подвигов.
Мечты уносили Эльгу все дальше и дальше от грустной действительности. Но что-то мешало им, что-то грубо врывалось в тихую идиллию сегодняшнего вечера. Какие-то мерзкие звуки, похожие на разрывающий сердце жалобный вой. Девушка с досадой оглянулась. Точно, и в самом деле выла собака. Прикормленный матушкой Ганой паршивый пес, изводивший весь монастырь своим громким лаем, теперь издавал непередаваемо жуткие звуки. И при этом само животное вело себя чрезвычайно странно. Тощая черная псина ни с того ни с сего вдруг начала разгребать лапами мусор, продолжая все громче и громче завывать.
Неизвестный красавец тем временем тоже прильнул к щели и внимательно посмотрел на Эльгу. Молодая монашка позабыла про все на свете. Скинула с головы тяжелую темную накидку, поправила пышные волосы, упавшие на лицо. Какое-то время они молча глядели друг на друга. Потом Эльга смущенно отвела глаза. И тут же снова увидела собаку. Та громко выла, продолжая разгребать лапами кучу мусора, из которой теперь торчала кисть руки.
«Опять мерещится Гангмар знает что, — в ужасе подумала Эльга. — Нужно молчать, а не то в подвале запрут. Вот ведь никто же, кроме меня, эту руку не видит. Красавчик-то совершенно спокоен, улыбается в пышные усы, манит пальчиком…»
Монашка покраснела.
— А ну-ка, красотка, ворота мне открой, да поживей, — низким, завораживающе нежным голосом приказал незнакомец.
— Да как же, это ведь монастырь, сюда нельзя, — еле слышно пролепетала Эльга. — Не приведи Гилфинг, кто-то вас увидит.
Незнакомец мгновенно перестал улыбаться. Густые черные брови сердито насупились.
— В общем, так, — резко переменившимся голосом отрезал он, — на территории монастыря обнаружен труп.
Он выразительно покосился на воющую собаку. Эльга тоже обернулась и в ужасе вскрикнула. Из кучи мусора показалась окровавленная голова матушки Ганы.
Темные глаза незнакомца недобро сощурились. В голосе появились металлические нотки.
— Ежели меня, сержанта городской стражи, сию же минуту не пустят осмотреть место преступления, я разнесу в щепки все это воронье гнездо, так что камня на камне от него не останется!
Эльга слабо охнула. Красавец внимательно оглядел ее с головы до ног.
— Монастырь в щепки разнесу, ну а тебя, красотка, увезу с собой, — хитро подмигнув, шепотом добавил он и улыбнулся в роскошные усы.
Начальник городской стражи Бэр был чернее тучи.
— А ну, давай, голубчик, рассказывай о своих подвигах, — сердито приказал он Свену.
Слово «голубчик» теперь звучало не слишком-то дружелюбно. Сержант и сам чувствовал, что виноват. Но признавать это, естественно, не хотелось.
— Ну, у меня же того… все правильно было рассчитано, — довольно бодро начал он. — Заманили преступника в ловушку. Впереди и сзади охранники, слева ручей, справа стена монастыря. Некуда, значит, разбойнику деваться.
— Ну а дальше, дальше-то что было? — зловеще прошипел Бэр.
— Не знаю, — тяжело вздохнув, признался Свен. — Сам-то я, как по башке получил, так маленько… это… отстал. Я же чего — я думал, бандит уже у нас в руках, он ведь от меня прямо на засаду побежал. А потом вдруг исчез, будто сквозь землю провалился. Солдаты с холма спустились — говорят, никого не видели. То есть из-за стены он, выходит, так и не появлялся. А по башке мне дал, когда мы у самого монастыря столкнулись… Чудеса какие-то…
Начальник стражи еще больше нахмурился.
— Чудеса? Вот и народ теперь в городе волнуется, говорит, что от колдовства никакого житья не стало. Этот кубок — он же от общины! Все переполошились… эх, зачем я тебя послушал… И тут еще события такие на носу. Сам епископ едет в монастырь за Слезой Гунгиллы.