28 июля. Сегодня ко мне в гости пришел Клуппер, и я показал ему Зублю и ее достижения. Правда, она сперва стеснялась при Клуппере подпрыгивать, но потом все же пару раз перескочила через палку, и я подарил ей особо сочную корку, пусть погрызет. Надо приучать Зублю при публике выступать. Вчера хотел позвать отца, чтобы он посмотрел на ручную крысу, но потом подумал, что он вряд ли обрадуется, что у нас в доме грызун живет. Да и не ручная она пока, ошейник я с нее не снимаю, пусть привыкает. Правда, Зубля уже немного подросла с того дня, как я ее на цепь посадил, так что придется постепенно звенья добавлять. Клуппер мне рассказал, что по-прежнему работает у Блобба, а потом они с Динникой иногда ходят купаться. Вот он и спросил меня, не хочу ли я к ним присоединиться, а то, мол, Динника про меня спрашивала, почему я больше не прихожу в магазин. Так что почти всю вторую половину дня я провел на нашем купальном месте, возле стены. Динника оказалась совсем не такой нудной, как мне показалась вначале, хотя она слишком много о себе воображает. Может, все девчонки такие?
5 августа. Сегодня проходил Бузз, он почти закончил свою вторую декорацию, осталась самая простая – интерьер таверны. Я показал ему успехи Зубли, но он не слишком заинтересовался, сказал, что зверек очень маленький для цирка и его будет плохо видно. Чепуха, все будет видно замечательно. Но когда он сказал про цирк, я представил себе, что выхожу на арену и вижу толпу людей, окружающих ее, их разинутые в криках возмущения, страха или восторга рты, и мне стало дурно. Я посмотрел на Зублю: передо мной сидела обыкновенная, почти взрослая крыса неприятного серого цвета, неопределенного пола и с голым коричневым хвостом. Что скажет Маккафа, когда я предложу ей выйти на арену с крысой на поводке, кормить ее с руки и позволять через себя перепрыгивать? Думаю, что ничего хорошего. «Ты прав, ее будет плохо видно», – сказал я. Я посадил Зублю в клетку и накрыл куском ткани, потом мы с Буззом вышли на улицу, там я поставил клетку на землю и открыл дверцу. «Ты что же, хочешь ее отпустить? – спросил Бузз. – Обязанность каждого гражданина – убивать грызунов». – «Вот и убей, если такой умный», – сказал я. Зубля высунула нос и огляделась, как будто не верила, что обрела свободу, потом вылезла и уселась перед своей тюрьмой. Я взял клетку и пошел в дом, Бузз посмотрел на зверька и отправился за мной. «Все равно ее кто-нибудь зашибет, – сказал он, – потому что она людей уже не слишком боится». Он был прав, поэтому я взял совок, пошел к Зубле и огрел им ее по макушке, она взвизгнула и скрылась в куче мусора. Теперь, может, будет осторожнее. Весь вечер чувствую себя так, словно сам в помойной яме вывалялся.
16 августа. От нечего делать ходил сегодня в школу, а то уже стал забывать, какой в классах запах. Смотрю – Холль грядки полет. У нас под окнами есть клумба, на ней растут всякие цветы и растения, и мы иногда на уроках природы к ней ходим, чтобы посмотреть на какую-нибудь траву вблизи. Я и не знал, что Холлю приходится за ними следить, хотя садовника в школе не было, а кому-то же надо этой грядкой заниматься. Я с ним поздоровался и говорю: «Хотите, я помогу вам сорняки выдергивать?» Он меня спрашивает: «А ты не забыл наши уроки, отличишь сорняк от хорошего растения?» Честно говоря, я не был уверен в своих силах, да заняться все равно было нечем. Я решил, что буду смотреть, какую траву он рвет, а какую оставляет, и так же точно делать. К счастью, сорняки оказались все одинаковые – этакие квелые ростки бледно-зеленого цвета, так что дело споро пошло, и уже через полчаса с ними было покончено. «Что, по урокам соскучился?» – с улыбкой спросил меня Холль. Я подумал немного: и в самом деле, хочется, чтобы поскорее осень наступила, а то лучшие люди разъехались кто куда. Чего уж от себя скрывать – по маме скучаю жутко, сильнее даже, чем по Маккафе, и отец тоже какой-то вялый ходит, часто пьяный после работы. Еще больше двух недель до возвращения труппы! «Скорее не по урокам, а по товарищам», – сказал я Холлю. Он и говорит: «Ты, кажется, природой интересуешься? Пойдем в класс, я тебе покажу новый учебник, его только недавно один магистр написал. Во всей Империи пока всего штук двадцать экземпляров, переписчики и художники уже три месяца пыхтят». Мы поднялись на второй этаж (в школе летом так пусто и тихо, что даже не верится), и Холль достал из шкафа новый учебник. Он еще пах чернилами и был необыкновенно чистым, не захватанным грязными пальцами учеников. Я открыл обложку и прочитал название первой главы: «Древние животные». Уже этим книга отличалась от той, что мы изучали в прошлом году. Читать я ее, конечно, не стал, просто посмотрел картинки. Звери на них были на самом деле очень странными. Один такой огромный, как гора, на четырех толстых ногах, с очень длинным носом и клыками, загнутыми вверх. Другой поменьше, на носу у него торчал острый рог. Еще один оказался плоским, локтей десять длиной, с вытянутой пастью, полной зубов – жуть да и только! Почти такие же точно, я знаю, живут в некоторых азианских реках, только они раза в три меньше, и называются крокодилами. Я спросил: «Как же узнали, что такие звери жили у нас раньше? Мяса ведь на них не сохранилось, одни кости». Но Холль и сам пока не знал ответа на этот вопрос, и ему, по-моему, стало неудобно. «Вот прочитаю книгу, все вам на уроке расскажу, – пробормотал он. – Извини, совсем некогда было ей заняться. Но животные все равно замечательные, правда?» Это точно, твари были что надо, таких бы к нам в цирк, все бы в обморок упали. Это вам не с собачками возиться! Правда, пришлось бы тогда арену железной сеткой огораживать, чтобы они на зрителей не бросились, да и редкий дрессировщик, наверное, согласился бы с такими зверюгами работать. Эх, жива ли еще моя Зубля?
20 августа. Последние три дня ходил к ипподрому, смотреть на приготовления к празднику, а вчера наконец он состоялся. Было даже лучше, чем я ожидал. Жалко, что мама не видела такую красоту, ведь там, где она сейчас, фейерверки не устраивают. Кстати, я даже не знаю, в каком городе они теперь находятся. В Данаате, конечно, тоже провели празднование, но наверняка не так пышно, как в Ханнтендилле, все-таки здесь живет сам Император, а там только наместник Феррель. Никого, кроме помощников магистра Шуттиха и его самого, на ипподром не пускали, но я пробрался к трибуне со стороны парка и подсматривал в щелку, как и другие пацаны и девчонки. Посреди поля соорудили деревянный помост и вкатили на него огромную чугунную пушку, полностью черную, привезенную лет тридцать назад из Азианы специально для народных праздников. Мне отец рассказывал, что до этого пушка была раза в два поменьше, но когда Азиана присоединилась к Империи и весь мир стал общим, решено было отметить это событие. Она такая громадная, что ее катили десять лошадей-тяжеловозов, но нынче я пропустил это зрелище – ушел обедать, а они и пришли! Ну да ладно, в прошлом году видел, и в позапрошлом тоже. Пацаны под трибуной мне сказали, что все было так же точно, как всегда. Потом стали подвозить заготовки для фейерверка – такие продолговатые, пухлые чушки серого цвета. Я всегда удивляюсь, как из них в небе получаются такие красивые разноцветные букеты? Это все магия, конечно, недаром Шуттих – член Ордена магов и всю жизнь учится укрощать огонь. А может, уже давно научился. Вообще, подготовка заняла целых три дня, а сам праздник небесных цветов – всего полчаса, не больше. У меня даже уши заболели, так громко пушка стреляла, но уйти за дома я даже и не подумал, не зря же я пролез в толпе на ипподром и пристроился на западной трибуне, так что мне все было отлично видно. А до этого все полдня ходили по аллее и смотрели на Императора, он специально вышел на крыльцо и разговаривал там с наместниками провинций, все они сидели в креслах с высокими спинками и посматривали на гуляющих, а вокруг стояли парадно одетые солдаты с саблями. Мне это было не слишком интересно, и я просто шатался по парку, потом по Конной площади, сходил на Театральную улицу и потратил половину своих карманных денег, которые мне утром выдал отец. Повсюду были жуткие толпы народа, но мне было одиноко, и я пошел в магазин к Блоббу. Он вовсю торговал своими порошками, ведь на праздник в столицу съехались жители всех окрестных деревень и даже некоторых городов. Какой-то крестьянин ворчал у входа: «Когда еще прикупишь отравы, как не на День Империи?» Несколько человек стояло перед полкой с товаром и прилавком, пересчитывая свои медяки. Тут же и Динника крутилась, за посетителями присматривала, и ее мать (толстуха с необычными желтыми волосами). Динника меня увидела и удивилась: «Ты зачем пришел? Видишь, и без тебя покупателей хватает!» Я хотел уйти, но потом достал из кармана леденец на палочке и ей протянул, уж не знаю, что на меня нашло, наверное, надоело одному по улицам шляться. «Вот, возьми, – говорю. – Может, прогуляемся?» Она так удивилась, что ее глаза широко раскрылись, и оказалось, что они у нее красивого зеленого оттенка. Она пошла к матери и что-то ей сказала, показывая на меня, та кивнула, и мы с Динникой отправились на прогулку. В общем, за те два часа, что мы разгуливали по городу, пробираясь между всякими телегами, повозками и скоплениями зевак, я потратил все деньги. В одном месте мы пролезали между стеной и лошадью, и так получилось, что она прижалась ко мне боком. Было приятно, но я сразу вспомнил про Маккафу и поспешил миновать узкое место, а Динника словно ничего не заметила. Но я-то видел, как у нее лицо напряглось. Жалко, что ей нужно было идти домой, я бы сумел протащить ее на ипподром, с ней было интересно поговорить. А так пришлось одному развлекаться, и сразу после фейерверка я домой пошел, тем более что все равно уже ничего купить не мог. Бузза так и не встретил, он мне еще накануне сказал, что Бюшша вернулась с родителями из деревни и он будет с ней гулять. Ну и ладно, Маккафа тоже скоро вернется. Я мысленно поставил их рядом, Диннику и Маккафу, и что же? Конечно, Маккафа очень красивая, но в Диннике есть что-то, чего нет у Маккафы. Может быть, как раз потому, что она совсем не такая симпатичная? А в чем-то они и похожи, обе слишком гордые.