– Проходите поближе, сэр, – пригласил его грузный, пожилой человек в гражданской одежде, сидевший в торце стола. Выглядел он весьма добродушно, даже как-то по-отечески. – Угощайтесь. Приговор судьи, к сожалению, так сильно подействовал на вас, что вы забыли поужинать.
– Спасибо, – пробормотал Рауль и впился резцами в плоть груши. Глубина и мягкость кресла, в которое он погрузился, понравилась ему.
Второй обитатель начальственного кабинета в это время изучал арестанта сквозь прицелы модных очков, недоверчиво щурясь. Кажется, что-то в Рауле вызывало его скептицизм – то ли мексиканский тип лица и черные волосы, то ли бездумное отношение к непроверенной, может быть даже немытой пище.
– Познакомьтесь с доктором Максимовым, – сказал начальник тюрьмы. – А кто такой я, полагаю, говорить не надо…
– И это настоящий убийца, мсье? – спросил доктор.
– Нет, этот господин, к сожалению, никого не убивал, – покачал головой Обри. – Или к счастью? Убийц очень мало, и вы, доктор, могли бы ждать заказа бог весть сколько времени. Правда, поступил к нам недавно один… Но со здоровьем у него проблемы, да и ростом не вышел. Псих, одним словом. Так что я предлагаю вам кандидатуру мистера Эндьеты. Раз уж вы оказались в наших краях, я решил дать вам возможность взглянуть на него собственными глазами.
Максимов приподнялся на стуле и чуть ли не вплотную приблизил костистое лицо, увенчанное седыми бакенбардами, к растерянной физиономии Рауля. Затем он сел, раскрыл папку и просмотрел дело, содержащее, по всей вероятности, изложение «подвигов» Рауля. Добравшись до приговора, он хмыкнул и обратился к арестанту:
– Мсье, как вы относитесь к перспективе провести в тюрьме не полгода, а всего месяц? Вернее говоря, совсем не в тюрьме, а на природе. Наедине, можно сказать, с Эккартом.
– Э? – опешил Рауль.
Доктор продолжил речь:
– Я расшифрую свое предложение. Как вам, возможно, известно, неподалеку от урочища Мокрый Камень расположена роща так называемого рододендрона Петрова болотного. Болотный, конечно, не Петров… Плантация – так мы, сотрудники Ботанического института Фонда исследований Эккарта, называем ее между собой – единственное известное науке место, где произрастает это растение. Некоторое время назад при поддержке нескольких частных компаний мы начали осуществление проекта под условным названием «Петрович». – Доктор Максимов постепенно воодушевился, даже скинул очки и стал размахивать ими словно указкой. – Не вдаваясь в ненужные вам детали, сообщу только, что для эксперимента, имитирующего некий обряд древних обитателей Эккарта, нам нужны добровольцы. И я предлагаю вам стать одним из них. В результате вы освободитесь не позднее чем через три месяца и даже сможете вернуться в родной город. Впрочем, об этом вам лучше расскажет мсье Обри. До и после опыта вас будут постоянно обследовать квалифицированные врачи и заодно подлечат все что можно. Кроме того, всякое упоминание о вас будет стерто из полицейских файлов, а значит, отношение к вам со стороны работодателей будет вполне доброжелательным. Существенный довод, не так ли?
Утомившись, ученый схватил цитрус и стал поедать его вместе со шкуркой.
– Это опасно? – спросил Рауль. – Для здоровья или жизни? У меня аллергия Гиссона, если вы не знали.
– Поверьте, пребывание в кутузке скажется на вашем здоровье намного заметнее, – горячо уверил его Максимов. «У нас самые лучшие условия содержания…» – проворчал Обри. – Кстати, об аллергии можете не беспокоиться, оба добровольца, страдавшие от нее, у нас благополучно излечились.
– Вот как! – поразился Рауль. Насколько он знал из прессы, еще никому не удавалось избавиться от этого заболевания. Всю жизнь поедать антигистамины, когда знаешь, что мог бы закинуть их подальше, будет крайне неприятно. С другой стороны, кто знает, какую методику лечения применяют яйцеголовые, раз до сих пор не объявлено об успехе борьбы с аллергией?
Рауль крепко задумался. Казалось бы, что проще – срезать в два раза срок, выйти на свободу и предаться мести, пока свежи горячие чувства к Вешкину и его подруге? И в то же время червь сомнения подтачивал решимость арестанта. Он спросил:
– Почему вы предпочитаете работать с убийцами?
Доктор поперхнулся апельсином, его челюсти замерли и медленно разжались, выпуская измочаленные останки цитруса.
– Гм, – буркнул он. – Что ж, вы спросили, я отвечу. – Он вынул из кармана пиджака платок и принялся натирать стекла очков. – Есть основания полагать, что психика подопыт… добровольцев претерпевает некоторые, пока малоизученные изменения. Согласитесь, что хуже убийцы человека в обществе не сыскать – грубо формулируя, конечно. То есть пусть человек изменяется, – иными словами, станет лучше. Конечно, я сильно упрощаю картину, но ведь вам и не нужны ученые рассуждения, верно? Не спешите отказываться от предложения! – заторопился Максимов, заметив желание Рауля высказаться. – Я знаю, что вы не убийца, а грабитель и мошенник. Увы, я не уполномочен сообщать вам количество добровольцев, уже поучаствовавших в эксперименте, но все они находились… м-м, наедине с природой достаточно долгое время, до полугода. Я же предлагаю вам куда меньший интервал времени. Чтобы у вас был стимул согласиться с моим предложением. К тому же мы нуждаемся в статистических данных: глубина перестройки организма в зависимости от времени опыта и так далее.
– Что, Комиссия по биоэтике вам уже не указ? – набычился Рауль. – И как сильно вы собираетесь меня перестраивать?
– Совсем чуть-чуть, на глаз незаметно, – заторопился доктор. Он явно пожалел, что углубился в скользкую тему. – Вы останетесь человеком и сможете иметь детей. В общем, на взгляд окружающих вы не изменитесь. К тому же вы дадите нам свое письменное согласие на участие в опыте, так что Комиссия не придерется.
– Вы действительно сотрете архивные файлы с моим делом? – спросил Рауль у начальника тюрьмы, с вялым интересом прислушивающегося к монологам ботаника.
Тот важно кивнул:
– Таково соглашение между нашими организациями.
– А как же правозащитники? – вспомнил Рауль. – Они ведь могут поднять шум на весь Эккарт. Мол, опыты на заключенных и прочее.
– На этот счет не волнуйтесь, – осклабился Обри. – Пусть сначала попадут на мой остров, а там и поговорим. Заповедник тоже неплохо охраняется.
К этому времени за пределами здания заметно стемнело, но автоматика не дала кабинету погрузиться во тьму, постоянно добавляя освещенности. Обитатели тюрьмы, скорее всего, уже давно спали, за исключением отдельных фанатов Интернета.
Три месяца! Не такой уж значительный срок, особенно если больше половины из него пройдет в палате института, а не в камере.
– Я хочу, чтобы никто не узнал, будто некий Р. Эндьета участвует в научном эксперименте. Ни пресса, ни родственники, ни прочие доброжелатели, которые посетят тюремный сайт, – сказал он хмуро. – Я составлю несколько писем, и вы, господин Обри, будете отправлять их моим родителям каждые две-три недели. Требую внести мои условия в договор. Повторяю: никто, кроме вас, сеньор Обри, и вас, доктор Максимов, не должен знать, что я освобожусь через три месяца. Таково мое твердое условие. Сотрудникам института представите меня под именем… Милан Хастич.