Харитонову стало жарко. Он пошевелился, словно пытаясь отодвинуться от костра или печки, у которой он будто бы сидел. Но стало еще жарче, и даже показалось, что вспотел лоб и пот полился по лицу. Он открыл глаза и увидел какой-то странный туман, по прозрачности напоминавший запотевшее стекло. И тут по его лицу, по глазам кто-то провел мокрой тряпкой. Сразу появилась прозрачность, и Харитонов увидел перед собой морду волка и красный его язык. От неожиданности Харитонов вскочил, прижался спиною к стволу дерева, но волк не выказывал агрессивности. Он сидел мордой к Харитонову и спокойно смотрел ему в глаза. Его поджарость и худоба исчезли, а в глазах появился жизненный блеск.

Вокруг было светло – ночь миновала. Харитонов забросил за спину вещмешок и, посмотрев еще разок на волка, продолжил свой путь. После третьей просеки он оглянулся и увидел, что волк следует за ним, как всегда.

В этот день путь дался с большим трудом. Земля поднималась в холмы, но и там в том же по-военному строгом порядке чередовались лесополосы и просеки, а впереди в прозрачном морозном воздухе уже виднелись отроги величественных гор. Харитонов видел, что на одной из вершин что-то блестит, но разобрать, что это, он не смог.

Прошел еще один день, прежде чем Харитонов рассмотрел блестящий предмет: гора, самая высокая из всех, упиралась в небо металлическим крестом. Харитонов смотрел на этот далекий крест до боли в глазах. Потом вытер слезы и вспомнил о волке. Но волка рядом не было. Он ушел, словно выполнил свою миссию. А может быть, действительно он вел Харитонова сюда, и теперь, когда в странствии появился новый ориентир, помощь волка оказалась ненужной.

Накатывался ранний зимний вечер; за человеком, пересекавшим белую просеку, тянулся шнур, словно страховочная веревка, способная в нужный момент натянуться и удержать человека от опасного шага.

24

Обитатель дирижабля проснулся от ярких солнечных лучей, проникавших в гондолу. Солнце только вставало, ему еще предстояло пройтись вверх и снова вниз по небесному куполу. А пока, готовясь к подъему, оно зависло над горизонтом, и казалось Обитателю, что летит оно одновременно с дирижаблем и на такой же высоте.

Обитатель встал с табуретки, на которой заснул прошлым вечером, и подошел к окну-иллюминатору. Земли внизу он не увидел: между нею и дирижаблем простиралось бесконечное облачное покрывало. Тяжело вздохнув, он отошел от окна и вдруг увидел испуганно прижавшегося спиной к поперечной стенке гондолы мальчика лет восьми.

«Неужели они услышали меня?!» – подумал Обитатель, и счастливая улыбка появилась на его лице.

Увидев эту добрую улыбку, мальчик словно оттаял немного и смотрел теперь на Обитателя с любопытством и без испуга.

– Тебя прислали оттуда? Из Политбюро? – запинаясь, спросил Обитатель.

Мальчик что-то прошептал.

– Да нет, не говори! – махнул рукой старик. – Откуда тебе знать, кто тебя послал!

Обитатель поднялся и подошел к мальчику.

– А как тебя звать? – спросил он ласковым мягким голосом.

– Мика, – ответил мальчик.

– Красиво. Хорошее русское имя. А меня зови дедушкой.

– Хорошо, дедушка.

Слеза скатилась по щеке Обитателя дирижабля и капнула на дощатый пол гондолы. Мальчик повернулся к окну-иллюминатору и, став на цыпочки, попытался дотянуться до него.

– Погоди, Мика! – остановил его дедушка.

Он поставил табурет впритык к стенке и помог мальчику на него взобраться. Теперь Мика мог видеть огромные небесные просторы.

– Вон там внизу – наша Родина! – говорил дедушка, стоя рядом.

Мика, хоть и стоял на табурете, был ниже Обитателя. Он с интересом заглядывал вниз.

– А что это, дедушка? – спросил он, показывая пальцем на пелену облаков, из-за которых Родина была не видна.

Дедушка вздохнул.

– Это от погодных условий зависит. Иногда погода хорошая, и тогда можно без труда все рассмотреть. Я уже людей видел несколько раз. А иногда вот так… тучи, облака. Там, внизу, может, снег идет сейчас, метель. А у нас солнце.

– А почему, дедушка?

– А потому, Мика, что мы очень высоко. И нам погодные условия, в общем-то, не страшны.

– Деда! – прозвенел голосок мальчика. – А как мы летим?

– Ну… на дирижабле. Сверху такой шар, наполненный горячим воздухом или газом, а это вот – гондола.

– А как им управлять, чтобы правильно лететь?

Дедушка задумался.

– Он сейчас по ветру летит, – начал объяснять он. – Куда ветер дует, туда и летит. А первое время у него мотор работал, и поэтому можно было лететь против ветра.

– А почему сейчас мотор не работает? И как его починить?

– Я не знаю, почему мотор не работает, а починить мы его не сможем потому, что, во-первых, до него не добраться, а во-вторых, я в моторах не разбираюсь. Вот если бы я хорошо в школе учился… Но тогда в школах и учить было некому…

Замолчав, Обитатель ощутил приступ одышки. Давно он так долго не говорил и теперь уже чувствовал, что нуждается в отдыхе.

– Знаешь, Мика, дедушка устал. Давай немного помолчим.

– Давай, – охотно согласился мальчик.

Обитатель улыбнулся – мальчуган был сговорчивым и послушным, а к тому же искренне любознательным, и все это вселяло надежды на то, что Обитателю удастся воспитать себе достойную смену. Обитатель поблагодарил в душе заботливых соратников и пожелал им доброго здоровья, долгих лет жизни и огромной народной любви. С непривычки першило в горле, но он не обращал на это внимания и с удовольствием смотрел, как мальчик серьезно обследует деревянные стенки гондолы.

25

На верху горы военный порядок лесополос и просек ломался. Деревья, словно им дали команду «вольно», расслабились, расступились, потеряли в росте, и теперь кедры более походили на елочки. А еще дальше, где земля круче уходила в гору, деревья росли совсем худосочные, слабые, готовые поклониться самому легкому ветерку.

К счастью для Харитонова, ветра в тот день не было. И без ветра ему было нелегко подниматься вверх: иногда, чтобы не соскользнуть и не покатиться назад, он хватался за колючие ветки, и руки его были уже достаточно исцарапаны. Вдобавок к этому они были обморожены, так что особой боли Харитонов не чувствовал. В нем жило только одно стремление – добраться до этого креста, до вершины, а там уже можно передохнуть. Возникла твердая уверенность, что там, за горой, идет совсем другая жизнь, к которой и нужно стремиться, ради которой он и прошел тысячи километров. И вот эта уверенность вела его вверх, толкала в спину и в трудные мгновения удерживала от падения, которое вполне могло оказаться гибельным, и уж тогда весь смысл пройденного Харитоновым пути равнялся бы нулю. Но была уверенность, и был смысл, и смысл был в том, чтобы достичь этой вершины и, спустившись по другой стороне горы, найти то, ради чего на дорогу были потрачены силы и годы. И вот уже крест был виден четко, и его желтый металл, может быть, даже золото, блестел и радовал странника своим блеском, и манил, и звал к себе.