Ангел провел рукой по карманам и действительно убедился в их пустотелой гладкости.
— А ты скажи хозяину, что отработаешь у него на свинарнике! — посоветовал парень в суконной рванине. — У него свинарник есть, я когда подходил к дому — слышал!
— Не-е-е, — протянул солдатик. — Что он, себе дурень, чтобы разрешать дезертиру в форме свой свинарник убирать?!
Старик, лежавший на угловой лежанке, захрапел, и все трое посмотрели в его сторону.
— А че? — заторможенно проговорил парень в рванине. — Может, пристукнуть старика, тогда и переоденешься? Хотя коротковато все будет, но глянь, какое сукно.
— Зачем пристукнуть? — удивился ангел. — За что?
— Сам-то он не отдаст, и, вишь какой, на ночь не раздевается, во всей своей одеже спит, — объяснил парень. — А значит: если не пристукнуть, то и не переоденешься.
— Да ладно, — ангел махнул рукой. — Где-нибудь потом переоденусь.
— Дурень, — сказал, как отрезал, дезертир.
Открылся со скрипом вход в подпол, и хозяин, приспустившись на поллестницы, бросил дезертиру узелок.
Дезертир спешно развязал его — оказалось, что это и есть обещанные лохмотья. Тут же переоделся и разглядел себя.
Парень в рванине хохотнул, хотя сам был одет не лучше, а ангел улыбнулся: на дезертире теперь были синие штаны, обрезанные чуть ниже колен, и верхняя часть женского сарафана, конечно, без рукавов, и цвета неопределенного, от которого в глазах рябило.
Дезертир, не сказав ни слова, бросил хозяину в руки свою военную форму. Скрипнула лестница, и вход в подпол закрылся.
— Спать надо… — буркнул только что переодевшийся и, подойдя к лампочке, что-то с ней сделал, отчего она погасла.
В полнейшей темноте ангел стоял и слушал, как устраиваются на своих лежанках обитатели этого подпола. А когда стало тихо, он спросил: «А где мне можно лечь?» — На стол ложись! — проговорил из темноты дезертир. Ангел послушно забрался на стол, лег на бок, подогнув под себя ноги, чтобы не свисали, и попробовал заснуть. Но было ему и холодно, и неудобно, и поэтому лежал он на столе без всякого удовольствия и занимал себя мыслями, в которых понять пытался встреченную им жизнь. Лежал он так и тогда, когда воздух в темном подполе наполнился храпами, сопеньями и чьим-то бормотанием во сне. Бормотание было про любовь, про любовь несчастную и неразделенную, и сделалось от этого ангелу еще грустнее и неудобнее. И слушал он это бормотание с затаенной болью до тех пор, пока не прозвучало откуда-то сверху, и не из комнаты, что над подполом располагалась, а вообще с земли, некое механическое рычание, которое, однако же, вскоре затихло, но на смену ему пришли другие шумы и голоса, и наполнили они собою уже не всю землю, а ту комнату, что располагалась прямо над ними, и заскрипели виноватым скрипом доски пола, по которым расхаживал кто-то, а может, и расхаживали, потому что голосов было несколько, и среди них улавливался негромкий голос хозяина, однако говорили чаще другие, более грубые голоса. Потом разом все стихло, но тотчас открывшийся вход в подпол впустил вниз целый коридор света.
— Эй, там, выходи все! — крикнул кто-то сверху, и тут же в углу ойкнули громко, словно от снившегося кошмарного сна.
— Выходи! Неча отлеживаться! — повторил голос. Ангел, будучи не спящим, слез со стола и, войдя в этот до рези в глазах яркий коридор, созданный такою маленькою лампочкой, поднялся по лесенке и остановился, увидев перед собою четырех вооруженных красноармейцев.
— Садись пока! — ткнул рукою на скамью у стола один из них.
Ангел сел.
Тем временем поднялись из подпола и остальные. И их усадили у стола; вперед на шаг выступил красноармеец постарше, осмотрел странную компанию, задержав взгляд на обрезанной верхней половинке сарафана, одетой на дезертире. Ухмыльнулся.
— Ну, — сказал он, — кто откуда будет? А? На сей вопрос ответа не последовало, и тогда красноармеец пальцем показал на парня в суконной рванине и, сощурив глаза, спросил:
— Ты! Откуда сбег?
— Из колхоза, — дрожащим голосом ответил парень.
— Какого колхоза?
— «Заветы Ильича».
— Ишь ты… — покачал головой красноармеец. — Из заветов Ильича сбег! И не стыдно?!
— Стыдно… — сказал парень и опустил голову.
— Эт у тебя первый побег? — все допытывался красноармеец.
— Ага, — сказал парень.
— Ладно, — красноармеец вздохнул и перевел взгляд на дезертира. — А ты?
— Я не сбегал, я по делам шел… и здесь заночевать попросился… — заговорил тот.
— А кто ж тебе такую сарафанную сорочку сшил? Жена што ли? — заулыбался красноармеец.
— Да, жена… — кивнул дезертир.
— Ну че, правду говорит? — красноармеец повернулся к хозяину, голубоватому лицом из-за недосыпа.
— Не-е, — ответил хозяин. — Эт он со мной поменялся. Свою-то форму мне дал, а это я ему кинул…
— Ах ты сволочь! — чуть было не бросился дезертир на хозяина, но вовремя заметив, как один из красноармейцев выставил в его сторону винтовку со штыком, усидел-таки на месте.
— Та-ак, — красноармеец покачал головой. — Откуда сбег?
— Тридцать восьмой кавалерийский особый отряд по поимке беглых колхозников… — проговорил упавшим голосом дезертир.
— Ишь ты! — снова покачал головой красноармеец. — А мы из тридцать девятого механизированного особого отряда по такой же поимке… Первый раз бежишь?
— Второй… — сознался дезертир.
— Ясно, — красноармеец посмотрел на ангела. — А ты? — спросил он.
— Я… — начал было отвечать ангел, да запнулся, понимая, что правду говорить нет смысла, а неправду, в которую эти люди с радостью поверят, — не хотелось говорить.
— Чокнутый он! — брякнул беглый колхозник. — Старика пристукнуть не захотел…
— Эт точно, чокнутый! — подтвердил дезертир, и красноармеец с усилившимся интересом посмотрел на ангела.
— А в форме чего? Дезертир пожал плечами.
— Поменяться попросил один… — сказал ангел. — Я ему свою отдал, а он мне эту…
— Дезертиру, значит, помог! — негромко проговорил красноармеец. — Нехорошо. Придется приравнять тебя за это к беглым колхозникам. И то лучше, чем дезертиром из Красной Армии быть.
Красноармеец посмотрел пристально на дезертира, пожевал губы, размышляя о чем-то военном, потом спросил у хозяина:
— А много ли они съели?
— Да много, ясное дело. Картошки полпуда, сала четыре фунта, две курицы…
— Врешь! — заверещал беглый колхозник. — Не было куриц, и сала там на грош съели!
— Куриц старик съел, — добавил хозяин. — Ему ж положено?!
Старик кивнул.