Добрынин зашел.
Присели за стол.
— Можеу, выпьете немножко? Как у вас со здоровьем? — заботливым голосом проговорил капитан.
— А что? — спросил Добрынин, подозревая наличие причины для такого дела, как пусть даже маленькое застолье.
— Новости есть, — загадочно проговорил капитан. — Хорошие новости.
— Ну ладно, — махнул рукой Добрынин. — Не откажусь, наливайте.
Медведев достал бутылочку водки, поставил на стол две кружки, не такие, как раньше были в военных частях, не жестянки, а красивые, покрытые голубой эмалью. Налил по чуть-чуть.
— Я сам-то очень мало пью, да и думал, что вы в вашем возрасте тоже, — говорил Медведев. — Эта бутылка, Она уже лет восемь тут у меня… Ну, значит, так, — капитан поднял кружку для тоста. — Есть маленький успех. Американцы передали, что два необычной формы метеорита упали на Польшу!
Выговорив это на одном дыхании, он замер, следя за реакцией Добрынина.
Павел Александрович тоже поднял кружку.
— Ну хорошо, — сказал он, понимая значение новости. — Значит, мы на правильном пути.
Выпили без закуски, словно вода это была, а не водка. Медведев только дыхание на минуту задержал, а потом громко хапанул ртом воздух, так что аж шипение из его горла вырвалось.
— Еще немного поднажать осталось и… — сказал он, покачивая головой.
— А точно это наши долетели? — спросил вдруг Добрынин.
— Наши, Ефимов подтвердил. Но не поздравил собака! Надо бы Вершинину сообщить, это и его заслуга… Только мне его чего-то лишний раз видеть не хочется, — Медведев почесал за ухом, задумчиво щелкнул языком и посмотрел на Добрынина ищущим понимания взглядом.
Добрынин кивнул.
— Безрадостный человек, — сказал он, думая об инженере. — Все ему плохо…
— Да… — выдохнул капитан. — Но надо сообщить. Посидим немного, а потом я, может, схожу к нему. Он же по ночам часто не спит, то в карты сам с собой играет, то какие-то научные формулы чертит… Он, помню, мне как-то сказал, что железо он всей душой любит, а людей — нет.
Слушал Добрынин капитана и о Севе думал, о своем обещании ему. И уже готов был народный контролер сказать Медведеву о том, что хочет Сева на Светлане жениться, но никак не наступал удобный момент. А когда, казалось, он наступил — это после второго тоста, тогда капитан из-за стола поднялся и, захватив с собой начатую бутылку, к Вершинину пошел.
Остался Добрынин один в домике. Посидел еще немного, опечаленный, в комнате капитана, а потом к себе перешел. В окно выглянул — там было темно и тепло, прожектор все еще не работал.
Захотелось ему на площадку выйти, окунуться в эту уютную темноту, но опьяняющая усталость замедляла движение крови, и он зевнул, присел на кровать, сетка которой приятно колыбельчато прогнулась под матрацом, а потом и прилег, чтобы уже не встать до утра, чтобы провалиться в глубокую пуховую перину сна.
Утро следующего дня началось с вопросов и вопросительных взглядов. Обитатели Высоты Н. пришли на завтрак в заводскую столовую и увидели закрытое изнутри окошко раздачи. Привычный запах горячей пищи отсутствовал. Отсутствовал и повар Сагаллаев. В недоумении рабочие, Добрынин, Канюкович и Вершинин сели за столы и ждали если не завтрака, то хотя бы объяснений.
Народный контролер смотрел на висевшие на стене часы и нервничал.
Приближалось время работы.
К одиноко сидевшему за столиком народному контролеру подошел вдруг Сева, опустил перед ним записку на обрывке бумаги.
«Поговорил?» — спрашивал дрожащий детский почерк.
Добрынин отрицательно покачал головой. В этот момент в столовую зашел Медведев. Сева быстрым движением забрал со стола записку, сунул ее в карман комбинезона.
Капитан Медведев имел мрачный вид. Он обвел всех пытливым взглядом и остановил этот взгляд на Вершинине.
— Завтрака не будет, — сказал он. — Идите работать, а инженер Вершинин пусть останется. И вы, Павел Александрович, останьтесь.
Канюкович перевел сказанное рабочим, и они нехотя поднялись из-за столов. Светлана, выходя из столовой, с грустной нежностью посмотрела, обернувшись, на закрытое окошко раздачи.
— Ну что, Вершинин, — скривив губы, заговорил капитан Медведев, когда рабочие и переводчик ушли. — Будешь сам говорить или придется дознание проводить?
Вершинин потупил свой взгляд. Вид у него был довольно помятый, и заоспенное лицо имело вместо обычного красного бледно-желтый цвет.
— А чево? — пробубнил он. — Чево я сделал?
— Ты избил повара Сагаллаева, чем сорвал рабочий ритм завода, — Медведев постепенно закипал.
Добрынин первый раз видел капитана в таком состоянии, и, надо сказать, сердитый капитан вызывал в нем больше доверия, чем тот, которого он привык видеть: мягкий, вежливый и почти незаметный на высоте Н.
— Ну мы же выпили… — поднял глаза на капитана инженер. — Выпили, и както без закуски. Вот я ночью из-за голода встал и разбудил татарина…
— Дальше! — потребовал Медведев. — И не забудь, мы говорим при свидетелях, но без протокола. И товарищ Добрынин, если будет расследование, все твои слова, здесь сказанные, подтвердит. Да, Павел Александрович?
— Да, — кивнул народный контролер.
— Ну разбудил его, попросил мяса… А он не дал. Ну я и того… немного его… ударил…
— Какого мяса ты попросил?
— Ясно какого, каким лучше всего закусывать… свинину попросил…
Добрынин слушал очень внимательно, ловил каждое слово, зная, что придется ему, возможно, свидетелем выступать.
— А ты разве не знал, что Сагаллаев никогда свинину не готовит и со склада не выписывает? — допытывался капитан.
— Ну так поэтому я его и ударил… — развел руками Вершинин. — Как можно русского человека на голодной пайке держать?
— На какой голодной пайке? Каждый день — говядина, каша?
— А что, если душа свинины хочет! — Вершинин осмелел и смотрел капитану прямо в глаза. — Я русский человек, а не татарин какой-нибудь! Почему меня должны кормить по-татарски? Да если б эти глухонемые разговаривали — они тоже сказали б!..
Видно, аргумент был серьезным, и Медведев на минутку задумался, замолчал.
— И поэтому ты избил Сагаллаева до потери сознания? — наконец спросил он.
— Да, — спокойно ответил Вершинин, видимо, считая, что все выяснено и разговор подходит к концу.
— Иди в цех, позже продолжим! — приказал инженеру Медведев.
Когда инженер ушел, Медведев повернулся к Добрынину и устало покачал головой.
— Что делать? — спросил он словно сам себя, пожав при этом плечами. —»В конце концов я же и виноватым окажусь! Недостаток атеистической работы с поваром, который из религиозных заблуждений отказывается прикасаться к свинине. Потом эта водка вчера…