Лойда стиснула его ладонь.
— Жрецы никогда не объясняют, почему боги желают того или другого. Просто приказывают исполнять их повеления.
— Странно, но я вовсе не уверен в том, что те, кто избирает, — боги. Нелюди, конечно, но разве боги? Может, они — наша выдумка? Один старик в Сентурии сказал мне: «Великие проснулись, потому что понадобились нам. Мы их позвали, и они явились».
— Мой отец то же самое говорил. Великие живут только в сердцах верующих.
— Но ведь меч реален. И Рогала с Невенкой тоже. А они существуют уже очень долго, хоть и под разными именами. Книжники говорили, что Грелльнер на самом деле Нерода и есть. Она же, наверное, и Дрибран, создавший щит.
— Ты веришь в переселение душ?
— На Неродин манер — да. Ее-то «я» живет уже сотни лет. Почему ты спрашиваешь?
— Мне кажется, в легенде о Туреке Аранте есть место и для меня.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— Вряд ли. Единственная женщина в его истории — мать.
— Ее роль досталась твоей сестре.
— Именно, — подтвердил юноша, глядя на солдат под стенами.
Колонна вилась и вилась — бесконечная череда пешек на игральной доске Великих. И сколькими еще они собираются пожертвовать?
Готфрид натужно улыбнулся.
— Должно быть, я слишком долго пробыл с Рогалой. История повторяется, но роли-то вовсе не расписаны до мелочей. Каждый раз хоть чуть-чуть да по-новому. Может, сейчас человеческое выиграет у божественного.
— Готфрид, скажи, ты был счастлив в Касалифе?
— Большей частью.
— Странно. Ты так серьезно все воспринимаешь, для тебя важна любая деталь. Хочешь исправить хоть крохотный изъян. Может, с тобой скверно обходились, когда маленький был?
— А по-твоему, Рогала прав? Нужно попросту сидеть сложа руки, и пусть все идет своим чередом? Лойда, но ведь кто-то должен сказать этому «нет»!
— Парень, ты можешь твердить «нет», пока солнце не замерзнет, только проку не будет, — вмешался появившийся вдруг Рогала.
Готфрид хотел уйти — терпеть гнома рядом он по-прежнему не мог, — но Лойда вцепилась в руку.
— Что, больно? Гадостно? Парень, так уж мир устроен: сплошные разочарования и обиды, даже для нас, этот мир взбалтывающих и меняющих. А ты подумай, каково тем, к кому мы являемся ворошить и переделывать.
Юноша услышал гнусненький смешок: Тайс притащил демона. Он нашел для головы узорную клетку с ручками и пристроил ее на сгибе локтя.
— Ага, вижу, ты себе приятеля завел. Поздравляю, вы созданы друг для друга.
— Парень, я могу тебе не нравиться, но мы повязаны, и никуда друг от друга не денемся. Может, нам как-нибудь помягче общаться?
— Так с себя и начни — помягче.
— Это как? Ты объясни, я с радостью.
— Первое: у меня есть имя, я устал слышать «парень» еще от отца. Второе: мне надоело твое «выбора нет». У человека всегда есть выбор. Зухра не может управлять нами каждую секунду. И тем более — заставить нас жить, если мы жить не хотим.
— Это уже серьезно, — пробурчал гном, внимательно рассматривая Готфрида.
— А почему б тебе с этой башни не бортануться? — предложил Гасиох. — А то скука смертная. Представляете, новость какая: Меченосец себя порешил! То-то все забегают!
— А почему бы и нет? — запальчиво воскликнул юноша.
— Не дури! — рявкнул Рогала.
— Ты воззови к его совести, — подсказала башка. — Он же на людей свалится! Покалечит, однако.
Демон зашелся хохотом, гордый остротой.
— Зачем к совести? Насчет выбора он прав. Все время Зухра им не управляет. Но благодаря Нероде ей это и не нужно. — Гном ухмыльнулся. — Меченосец не додумал, что в его голове сидит непрошеный гость. А тот мигом приберет тело к рукам, но целиком помереть нашему герою не даст. Заставит сидеть и глазеть изнутри, что поделывает тело.
Готфрид аж содрогнулся в приступе слепой ярости. Гном прав! Души Оберса Лека и Морхарда Хогребе так тяжело было принять именно из-за отчаяния и бессильной злобы, рожденных веками заточения в собственной плоти.
— И все-таки это выбор, — прошептал он, огорошенный.
— Конечно, просто расчудесный! Готфрид, ты в самом деле готов к вечному прозябанию? Что-то я сомневаюсь.
На башню поднялись миньяк с женой, и юноша мгновенно забыл про сомнения и печали. О Слада! Такая добрая, милая, понимающая — лучшая! И пусть она на двенадцать лет старше, она же красивее всех, разумнее, теплее! Вентимильцы как один, от солдата до миньяка, только и думают о добыче, власти и собственном благополучии. Боль тех, у кого отнимали, кого убивали, им глубоко безразлична. А Сладе — нет! Но она все же верит мужу.
Готфрид потратил недели, пытаясь разрешить это противоречие, и в конце концов заключил: наверное, госпожа разделяет мечту мужа о мирной империи, однако способы ее воплощения ей глубоко отвратительны.
Меченосец поклонился хозяйке, и та чуть улыбнулась в ответ. Лойда поморщилась: на лице юноши все читалось куда отчетливее, чем он предполагал.
— Госпожа, мы здесь пытаемся понять, как наши жизни стали западней.
— Все мы — пленники бытия, — ответила Слада. — Разницы нет: внутри самих себя томиться или у Древних. Скорбеть об этом бессмысленно, но даже из скверного можно извлечь благо и оставить мир хоть немного лучше для тех, кто придет после нас.
— Великие присвоят и сведут на нет любой наш успех, — заметил Алер.
Его леди печально улыбнулась.
Готфрид опешил: неужели миньяк все-таки рассказал супруге, что он — избранник Хучайна?
— Милый, ты снова затеваешь спор. Я, пожалуй, пропущу сегодняшнюю партию, извини, — улыбнулась Слада и увела мужа футов на двадцать от Меченосца с компанией.
Юноша покраснел и шагнул к миньяку.
— Эй, полегче! — проворчал Рогала. — Ты хоть соображаешь, что творишь?
— Ох, да, конечно, — промямлил Готфрид и отступил, удивляясь себе и стыдясь.
Он заметил, что его отчаяние стало внешне выражаться дерзостью и высокомерием. Быстро же привык не бояться никого и ничего, кроме гномьего кинжала. А на самом-то деле, если глянуть за меч, увидишь всего лишь паренька из Касалифа, не слишком умного и малосимпатичного.
Это нервное. Хоть бы поскорее уйти из Ковинго. Бездействие давит и гнетет душу.
Судьба не замедлила исполнить его желание. С почтовыми голубями пришло известие: Нерода рядом, отряды уже в Сильяве и Горзухе. Разъезд за разъездом докладывали о стычках. Каждое донесение упоминало мертвых вождей.
Невенка разделила армию на части под командованием тоалов в надежде заставить миньяка рассредоточить силы. Готфрид разгадал ее замысел: она хочет умалить мощь Добендье, приковать его к одному месту, а ударить в другом.