— Ты знаешь, как ехать в центр? — спросил, полуобернувшись, Виктор.
— Прямо, — ответил Ник.
Он вдруг понял, что оставил на столе свой пистолет. Подумал, что в гостинице в сумке лежит еще один, подаренный ему Сергеем Сахно. Подумал, что едет сейчас неизвестно куда и, в общем-то, неизвестно с кем.
Мимо промелькнул знакомый китайский ресторанчик.
* * *
Час спустя, промчавшись на мотоцикле через центр Парижа, они оставили мотоцикл у входа в стриптиз-бар, но сами нервной спешащей походкой пошли в другую сторону. Это был какой-то другой отдаленный район Парижа, подобно району, где жил Пьер-Петр Терещенко, здесь бурная жизнь подавала признаки только в центре квартала. Напротив входа в стриптиз-бар виднелся выход из метро. Все было спланировано для максимального удобства жителей.
Однако здесь, в отличие от предыдущего района, за пределами миницентра со станцией метро тянулись небольшие фабрики, перемежавшиеся закрытыми в этот день оптовыми магазинчиками хозтоваров, детских пластмассовых игрушек и даже парфюмерии, скорее всего не имевшей никакого отношения ни к «Шанель номер пять», ни вообще к Франции.
За магазинчиками резким ярким пятном выделялась освещенная витрина кафе или бара. Точно можно было сказать только то, что за витриной внутри заведения наливали пиво, так как именно пивная бутылка размером с человека была выгнута из светящихся неоновых трубок на витрине.
Зашли и сразу уселись за первый от дверей столик. Остальные были заняты или полузаняты.
Над Виктором завис официант греческой наружности. Взгляд Виктора попросил помощи у Ника.
Официант тоже перевел взгляд на Ника.
— Два пива, — заказал Ценский. — Выпьем и я поеду домой…
Виктор посмотрел на Ника несколько ошарашенно.
— Куда домой?
Ник словно спохватился. Остановил себя еще до того, как ответить на этот вопрос. К присутствовавшей в его взгляде усталости добавилось подозрение.
— Это мое дело, где у меня дом, — сказал он, нервно оглядываясь по сторонам.
В кафе сидела в основном публика южной наружности. Что-то вроде французского варианта «лиц кавказской национальности»: арабы, марокканцы, греки и за дальним столиком — то ли вьетнамцы, то ли китайцы.
— Меня зовут Виктор, — произнес Слуцкий, который вдруг понял, что еще не представился.
— Как меня зовут, ты знаешь, — кивнул Ник.
— Да, знаю. И меня прислали тебе помочь, — голос Виктора звучал неуверенно. Виктор словно заранее подготовился, что Ник не будет верить ни единому его слову. — Мы даже нашли ваш контейнер с вещами…
— Контейнер с вещами? — Ник «застопорил» свой взгляд на Викторе. Недавнее прошлое, уже казавшееся чем-то из чужой жизни, больно кольнуло в памяти. — А зачем его было искать, он что, пропадал?
Виктор незаметно прикусил нижнюю губу, останавливая себя. Он на самом деле не понимал, как и о чем говорить. Но говорить надо было обязательно. Молчание объединяет людей только в минуты скорби.
— Да, он пропадал и, кажется, часть вещей тоже пропала… Ник пожал плечами.
— Но если б не твоя жена, мы бы вообще его не нашли… — Виктор облизнул губы — они все еще были пересохшими. От волнения, должно быть. Он опять начинал волноваться, сознавая, что он обманывает Ника, ведь заново пропавший контейнер еще не нашли.
— Моя жена? — отмороженно переспросил Ник после паузы.
Грек-официант поставил перед ними по высокому стакану пива.
— Да, она приезжала… взяла деньги у Валентина… Она… Ник прищурил глаза, глядя на Виктора.
— Она погибла… вместе с Володькой, — голос его задрожал. Напоминание о жене словно возвратило его в реальность, от которой он мысленно давно бежал.
Добавило какой-то бессмысленности в этот разговор.
— Она приезжала неделю назад в Киев, — проговорил удивленный Виктор. — А кто тебе сказал, что она погибла?
— Она сгорела во время пожара на даче в Саратове… Еще в конце осени…
— Кто об этом сказал? — повторил свой вопрос Виктор.
— Иван Львович…
Виктор быстро сообразил, о ком говорит Ник — о том самом полковнике, выманившим его из Душанбе и пообещавшим работу и квартиру.
— Нет, она жива. Я сам встречал ее на вокзале. Если хочешь, я ее опишу…
— и не дожидаясь согласия, Виктор описал ее по памяти, не забыв и пуховый платочек на голове, так ему запомнившийся. — Она, когда подошла, еще сказала, что не переходила на твою фамилию. А я на табличке написал «Татьяна Ценская»…
Ник смотрел на Виктора взглядом, полным горечи. Он словно и не слушал, что ему говорили.
В кармане у Виктора негромко зазвонил мобильный.
— Вы где? — спросил Георгий.
— Не знаю, — признался ему Виктор, не сводя напряженного взгляда с замершего Ника. — Мы через весь Париж перемахнули. Сидим в кафе.
— Все в порядке?
— Да. Только Николай считает, что его жена и сын погибли. Об этом ему Иван Львович еще осенью сообщил…
— Пальчик не потерял?
— Нет, здесь.
— Смотри, головой за него отвечаешь… Так что Ценский? Как он тебе? Он нам, вообще-то, уже не нужен…
— Как не нужен? — испугался Виктор, для которого скрытый смысл этой короткой фразы показался страшнее явного. — Он же должен еще ответить по поводу убийства Броницкого…
— Это уже не важно. Свое дело он сделал. Если хочешь, можешь отпускать его на все четыре стороны…
— Как отпускать? — в голосе Виктора прозвучало возмущение.
— Да ладно, шучу! Ты с ним общий язык нашел? — спросил Георгий. — Он нам еще нужен. Теперь слушай внимательно: найдете через часик гостиницу и поселитесь там. Я через час перезвоню и скажу, что делать дальше.
Еще полчаса они разговаривали, сидя за столиком в кафе. То ли второй бокал пива расслабил Ника и оживил их разговор, то ли у самого Ника возникли вдруг вопросы — прошлое вынырнуло из памяти. Он расспрашивал о Киеве, о приезде жены.
Он, казалось, все еще не верил в то, что она жива. Но уже и не верил, что погибла. В его интонациях присутствовало какое-то третье состояние вещей и людей, о которых он спрашивал. Они словно были литературными героями из не так давно прочитанной книги.
Потом вышли на улицу. Впереди метрах в двухстах светилась неоновая табличка «Пансеон». Прошли туда. Ник, почувствовавший двойную усталость, спокойно и покладисто воспринял слова Виктора о том, что надо поселиться в гостинице и ждать дальнейших указаний.
Возле стойки регистрации стояли две девушки в шортах и откровенно «рабочих» полупрозрачных блузках, завязанных на животе узлами. Они вопросительно оглянулись на вошедших мужчин.