Вика встретила его на улице возле старой почерневшей церкви, мимо которой он ходил на заседания конференции. Прошлись двумя узкими улочками, перешли еще одну авеню и снова углубились в район невысоких трех-четырехэтажных домов и маленьких магазинчиков. Спустились по лестнице в подвальчик. Это был визовый отдел посольства. Она кивнула пожилой женщине, сидевшей за приемным окошком. Та открыла двери.
На втором этаже Вика предложила Виктору зайти в свой кабинет. Там он и рассказал о своей поездке и спросил, что случилось с матерью Броницкого и когда вылетел в Киев сын.
Вика вполне искренне пожала плечами, сказала, что первый раз слышит фамилию Броницких и вообще ничего об этом не знает. Попросила подождать, а сама на минутку вышла.
Виктор сидел в ее маленьком кабинете минут пять. Успел осмотреться и даже заметил трещинку на стекле единственного окна в этой комнате. Кабинетик был бедноват, ни компьютера, ни современного телефона. На стенке — портрет Шевченко и большой рекламный календарь какой-то западной рок-группы.
Вика вернулась вместе с невысоким плотным мужчиной лет пятидесяти.
Недоглаженный черный костюм сидел на нем как-то неуклюже, верхняя пуговица белой рубашки была расстегнута, а узел темно-зеленого галстука ослаблен, словно этот человек страдал от астмы и ему постоянно не хватало воздуха.
— Никто у нас ничего не знает об этом Броницком, — сказала Вика. — Расскажите, пожалуйста, еще раз нашему сотруднику о том, что вам сказали в колледже. — Плачинта Александр Иосифович, торговый атташе, — представился мужчина.
* * *
Виктор рассказал ему все, тот покивал и вышел. Вернулся через десять минут, за это время Виктор успел выпить чаю, предложенного Викой.
— Виктор Николаевич, — официальным тоном заговорил торговый атташе. — У нас к вам большая просьба: не распространять эту выдуманную версию про участие нашего посольства в отъезде Броницкого. То, что вам кто-то сказал в Кембридже, просто нереально. У нас всего две машины, и они постоянно заняты. Кроме того, в случаях, если гражданин Украины зарегистрирован в посольстве и действительно его срочно разыскивают дома, мы только звоним ему или посылаем письмо. Сажать его на самолет и отправлять в Киев в наши обязанности не входит.
— Но кто тогда мог его забирать из колледжа и отвозить в аэропорт? — спросил Виктор.
— Есть масса служб эскорта, которым могут заплатить из любой точки земного шара, и они вышлют машину с сопровождающим и сделают все, о чем их попросят…
Торговый атташе вспотел и еще больше ослабил узел галстука. Виктор обратил внимание, что в кабинете особенно жарко не было. Видно, мужчине было действительно нехорошо.
— Извините, — поднялся атташе. — Очень много работы, надо идти… У нас даже сотрудников свободных нет, чтобы посылать их за кем-то в другой город!.. — сказал он на прощанье, добавив для убедительности сожалеющий взмах рукой.
— Вот видите, — произнесла Вика, когда дверь за торговым атташе закрылась.
— А почему вы меня не попросили поехать с вами? Я бы вам охотно помогла, могли бы прямо из Кембриджа с посольством связаться и все узнать…
— У вас же много работы, — совершенно искренне, сказал Виктор. — Даже больные работают, — кивнул он в сторону двери.
— Это мой муж.
Глаза Виктора удивленно округлились.
— Да, он больной, но если он начнет лечиться — нас отправят домой в Киев, и мы никогда уже не попадем за границу… Ему сразу инвалидность влепят, а я стану женой инвалида…
Виктор понимающе кивнул, хотя на самом деле только в самолете до него полностью дошел смысл ее слов.
«Хорошая женушка», — подумал он.
Рядом остановилась стюардесса с баром на колесах.
— Что желаете выпить?
— Красного вина, — попросил Виктор. Она протянула ему маленькую пластиковую бутылочку и прозрачный одноразовый стаканчик.
— Извините, а вы когда из Киева вылетели? — спросил Виктор.
— Сегодня утром.
— У вас свежих газет нет?
— Сегодняшних нет, есть вчерашние «Ведомости».
— Принесите, пожалуйста.
Пролистав принесенную стюардессой газету, он ничего интересного в ней не нашел, и пока другая стюардесса раздавала пассажирам передних рядов подносы с «одноразовым обедом», смотрел в иллюминатор на землю, то ли голландскую, то ли немецкую.
После обеда настроение немного улучшилось. Вспомнились Войчек и Рефат и, конечно, полученные от Войчека фотографии. Господь с ним, с Броницким-младшим, думал Виктор. В Киеве все выяснится. Уже часа через три ему Георгий все по телефону расскажет. А сам он еще подумает — рассказывать ли Георгию обо всем, что стало ему известно. Ощущение, пускай и временное, собственной значимости, которое подарили ему лежавшие во внутреннем кармане пиджака фотографии, заставило улыбнуться снисходительно, думая о «мобильном» Георгии, которому всегда было известно намного больше, чем Виктору. Всегда, но, кажется, не теперь.
* * *
Утром Сергей посмотрел затуманенным взглядом в окно и, увидев солнечный свет, обрадовался. Но улыбка на его помятом, бледном лице выглядела довольно болезненной. Ничего не говоря Нику, он оделся, подхватил черепаху и вышел во двор. Ник и сам подошел к окну на своей половине. Проследил, как Сахно вышел из парадного и присел на скамеечке, опустив Нину себе под ноги.
«Опять убежит», — с иронией подумал Ник и отошел к плите.
Осеннее солнце, казалось, дарило последнее тепло, пробиравшееся даже внутрь этой маленькой квартиры. Ник распахнул окно настежь. Вспомнил, что еще не умывался.
Сварил себе кофе и снова подошел к окну. Сергей все еще сидел на скамейке, опустив голову вниз, видимо глядя на свою черепаху, гревшуюся на солнышке у его ног.
Прошло еще полчаса. Ник успел побриться и позавтракать после первого утреннего кофе. День обещал быть спокойным и солнечным, но внезапно вернувшийся с улицы напарник нарушил настрой Ника на спокойствие.
Сергей опустил черепаху на пол, подлил ей в блюдце молока, потом повернулся к Нику.
— Слышишь, одолжи пару сотен! — попросил он, но голос его звучал не в пример вчерашнему твердо.
— А ты что, отдашь? — усмехнулся Ник.
— Отдам, — пообещал Сергей.
Ник видел, что Сахно полностью пришел в себя, пока сидел на солнышке. И лицу его вернулся нормальный цвет, бледность и помятость исчезли. Портить себе настроение Ник не хотел.
— Ты же опять все потратишь!
— А для чего еще бабки существуют? Для того, чтобы их в банке хранить? Да я отдам, завтра же!
Ник первый раз слышал, чтобы Сергей так твердо что-то обещал. В конце концов если не отдаст — а где ему их взять, чтобы отдать? — то в следующий раз можно будет с ним разговаривать по-другому и короче.