— А как проверить — он ли это? — спросил Виктор.
— Уже проверяют. Поехал один человек с фотографиями в Саратов. Проблема в другом. Как уговорить родню молчать, если они узнают на снимке своего мужа и отца? Ну, надеюсь, наш человек не оплошает, как-то договорится. Но если это прорвется наружу и его официально начнут искать в Киеве через какой-нибудь там «Красный крест»… Это нам совсем не нужно. Хотя найти бы того полковника, который его в Киев заманил!..
Закапал дождь, и Рефат раскрыл над их головами широкий купол зонтика.
Вокруг, в странной тишине, зашуршали капли по невидимым листьям едва различимых в темноте деревьев.
Прошли мимо скамейки, и Виктор вдруг остановился, заметив лежавшего на ней человека.
— Ты чего? — спокойно спросил Рефат. — Пошли дальше.
Это или мертвый, или пьяный.
Виктор все еще стоял, у него было такое ощущение, будто он где-то на другой планете.
Рефат спокойно наклонился над лежащим телом.
— Пьяный, — сказал он, выпрямив спину. — Пьяный и побитый. Видно, карманы ему уже почистили, так что больше ему терять нечего. Пошли. Не замерзнет!
Оставив скамейку со спящим телом позади, они углубились еще дальше в парк, казавшийся в это время зловещей лесной чащобой.
— Я пробуду здесь еще два дня, — проговорил после пятиминутной паузы Рефат. — Будут новости — получишь письмом. А теперь можем обратно. Чудесный здесь воздух. Даже влажность какая-то теплая, нежная. От такой и насморка не возникнет!
Они еще раз прошли мимо спящего на скамейке человека. Впереди расплывались на фоне темного неба желтые пятна фонарей.
* * *
Уже два дня продолжался дождь, и Ник сидел в квартире, сидел за передвинутым вплотную к окну столом, лицом к окну. Заканчивалась вторая бутылка «Абсолюта», купленная предыдущим вечером в местном супермаркете. Он еще раз налил водки в стопку, а в стакан добавил пива из жестянки.
Его красные и опухшие глаза смотрели на улицу, на сумерки, стекавшие ежесекундно дождем на землю. Там, за непрозрачной стенкой дождя горели два окна в доме напротив. Но это было словно где-то очень далеко. А здесь, отгороженный от всего мира дождем и горем, сидел Ник. Отрешенный, отлученный страшной новостью от реального мира.
Он снова выпил водки и запил пивом. Глаза чесались, но он, как школьник, удерживал руки силой воли на столешнице. Рукам разрешалось касаться только стопки, бутылки и стакана.
Странное воспоминание заставило его вдруг обернуться и остановить свой взгляд на магнитофоне, стоявшем на подоконнике окна на половине Сахно.
Нетвердым шагом он прошел туда. Включил магнитофон .и повернул ручку громкости. Сквозь шипение застучало записанное на пленку сердце. Этот звук вызвал у Ника дрожь, но он не выключил магнитофон и даже не сделал тише.
Постояв пару минут, вернулся за стол, и теперь ему это сердце словно в спину стучало.
Первый раз в душе родилась искренняя жалость к Сахно. Ник вспомнил его историю про жену или невесту, которую беременной сбила насмерть машина. Уже не было так важно: был ли это несчастный случай или наоборот. Была важна сама смерть, ее факт. Ведь и у Ника сейчас не возникали никакие мысли о причинах этого пожара. Нет, конечно, это был несчастный случай. Кому бы понадобилось что-то другое… Кому? Так страшно и банально. Желание спастись от холода, приведшее к огню… Но ведь там была эта старая буржуйка! От нее ничего не могло бы загореться, если, конечно, топить аккуратно…
Снова вернулся в мысли Сергей Сахно, постучал в душу записанными ударами сердца никогда не родившегося ребенка. Между ними теперь, кажется, не было никакой разницы: два человека, потерявшие самых близких и ставшие ничьими, как бродячие псы.
«Нет, — подумал Ник. — Не правда. Не ничьи, а не свои собственные. Хозяева есть. Корм есть… Только теперь как бы нету смысла… Нет смысла идти дальше…»
Наверно, они знали, как он будет себя чувствовать после такой новости.
Ведь недаром сказали, чтобы забыл пока о всех делах. Пообещали переправить назад. Только куда назад? В Душанбе? В Саратов? В Киев?.. Домой? В дом, которого до сих пор нет…
Ник еще раз выпил и почувствовал, что засыпает. С трудом поднялся, дошел до матраса и, не раздеваясь, свалился поверх легкого одеяла. Заснул.
Мутный неглубокий сон вынес его в Саратов трехлетней давности. Пыльные троллейбусы ехали по горбатому двух-трех-этажному центру. Он шел вдоль булыжной мостовой, шел сначала вверх. Над ним горело тысячеватной лампой летнее солнце.
Дойдя до перелома уличного горба, свернул левее, на маленькую улочку, спускавшуюся к Волге. Если б эта улочка была прямая, Волга была бы уже видна отсюда. Теперь минут семь, и вынырнет перед ним набережная. Если пойти направо — выйдет к аквариуму-ресторанчику с вынесенными на бетон столиками. Там можно сидеть прямо у парапета, есть-пить и провожать взглядом теплоходы и баржи.
Смотреть на длинный мост, по другую сторону которого живет своей жизнью город Энгельс. Наверно, уже и не Энгельс, а переименованный во что-то старое.
Последний раз они обедали в этом ресторанчике вчетвером: он, Таня, Володька — ему тогда было двенадцать или тринадцать" и Коростов — его бывшей сослуживец, вовремя успевший перевестись в Россию и уже там уволившийся из армии.
Головная боль стала туманом застилать сон. Ник перевернулся на живот, подложил руку под щеку и провалился глубже, туда, где ни сна, ни тумана головной боли не было.
Утром зазвонил телефон. Звонил долго, пока Ник не поднялся, шатаясь, и не снял трубку.
— Напарник не приезжал? — спросил голос невидимого телефонного инструктора.
— Нет, — хрипло ответил Ник. — Когда я уезжаю?
— Подождите пока. Вы не можете уехать, оставив здесь напарника… Надо его дождаться…
— Да он не вернется, — с непонятно откуда взявшейся уверенностью сказал Ник.
— Вернется, — не согласился с ним собеседник. — Ему больше некуда возвращаться. А когда вернется — бросите ему две таблетки в чай или пиво…
Тогда уже и вещи будете собирать…
Ник молчал. До него дошло не впрямую поставленное условие его отъезда.
Значит, надо сначала убить Сахно, и только потом ему помогут вернуться!
— Что вы молчите? Вы все слышали?
— Да, — сказал Ник.
— Я вам в почтовый ящик сегодня свежую газету занес. Почитайте, тогда, может, поймете, в чем дело! Еще раз напоминаю: когда он вернется — подбросите ему две таблетки, а когда заснет — позвоните мне по 48-04, и мы сразу вас забираем. Все!
Голос телефонного инструктора этим утром показался Нику особенно неприятным и сухим.
Взгляд Ника упал на пустое блюдце, стоявшее на полу. Он уже три дня ничего не наливал туда, а значит, и черепаха ничего не пила.