— Зачем?
— Мальчик для битья всегда пригодится! «Мальчика для битья» затолкали на подиум для гроба, обложив с боков вещами. Он теперь лежал на животе, руки вытянуты вдоль тела.
— Я ему, суке, покажу, как в похоронный лимузин вламываться! — бросил Сахно, с силой хлопнув задней дверцей.
Улли села за руль, а Сахно и Ник заняли пассажирское сиденье.
— А где Нина? — спросил вдруг Сахно.
Ник растерялся. Он вспомнил, что держал черепаху всю дорогу на коленях, но где она теперь. Посмотрел под ноги, пошарил рукой под сиденьем. Там ее и нашли.
Теперь она лежала на коленях у Сахно и он, глядя в лобовое стекло, гладил ее панцирь рукой.
Они выехали из города. Дорога, точно такая же, по какой они въехали в Льеж, теперь поднималась вверх, в гору, словно ровная узкая просека в густом сосновом лесу. Машин на шоссе было мало. Промелькнула большая табличка с надписью.
— Что там было? — спросил Сахно.
— Рут де солей. Арденны, — ответил Ник.
— Чего?
— Солнечное шоссе, так дорога называется. А Солнечное шоссе тем временем поднималось все выше и выше, и воздух становился словно гуще от холода. И сидеть им вдвоем на одном сиденье было теперь теснее из-за черных дутых курток.
Зато было тепло.
Ник поглядывал в зеркальце заднего вида, висевшее над лобовым стеклом, на плексигласовую прозрачную перегородку, за которой было видно спину лежавшего ничком парня.
Зачем они потащили его с собой? Ник вздохнул. Душевная утомленность начинала побеждать утренний заряд физической бодрости.
Он скосил взгляд на Сергея, на черепаху, спрятавшуюся внутри своего панциря, на правую руку Сахно, которой он безостановочно гладил этот панцирь, словно панцирь сам по себе был способен воспринять или даже отреагировать на человеческую ласку. Да и была ли это вообще ласка? Чего он прицепился к этой черепахе, прицепился и теперь тащил ее с собой, как тащил с собой избитого парня, пытавшегося «почистить» их машину. Ну избил бы да и бросил. Это было бы понятно — тот заслужил. Но тащить его с собой?
Ник еще раз глянул в зеркальце и заметил, что парень, лежавший на подиуме для гроба, зашевелился.
* * *
После полубессонной ночи — засыпать на спине было все тяжелее и тяжелее — наступило утро. И только усталость в конце концов сморила Виктора. Сквозь некрепкий сон, скорее даже не сон, а дрему, он слышал все утренние шумы квартиры. Шаги жены, смешное бормотание дочери. Даже движение открываемых и закрываемых дверей было слышно, несмотря на то, что Ира старалась и ходить мимо его дивана на цыпочках, и двери открывала осторожно и практически бесшумно.
Когда жена с Яночкой закрылись на кухне, в квартире наступила тишина. И длилась она, может быть, с полчаса, пока не позвонили в дверь. Этот звонок не разбудил Виктора полностью, но словно вытащил его из сна на поверхность. Он услышал голос жены и чей-то другой голос, кажется, мужской. Слов разобрать было невозможно, да к тому же эти голоса вместе с дверным звонком могли и присниться.
Через пару минут опять все стихло. Виктор попытался повернуться на бок, забыв, что тяжелая, закованная в гипс нога все равно не позволит ему это сделать. Это было какое-то неосознанное движение, словно само тело хотело изменить позу. Не удалось.
Когда Виктор открыл глаза, часы на стене показывали полдень. Подняв с пола костыль, он проковылял на кухню.
За окном светило белесое солнце. На узеньком железном карнизе за окном искрился снег.
— Ира! — позвал Виктор.
Вместо ответа услышал шаги. Жена зашла на кухню босиком, в спортивном костюме.
— Кто-то приходил утром?
— Да, какой-то парень. Предлагал дешевый ремонт… Я сказала, что не нужно. Еще говорил, что может дополнительную антенну поставить для телевизора, чтобы качество было лучше…
— Ты ему открыла двери?
— Но ты ведь дома! Да и он во все квартиры на площадке звонил.
Заметив на лице мужа выражение недовольства, Ира пожала плечиками. Сама поставила на плиту чайник.
— Садись! Кофе хочешь?
Виктор кивнул.
Ира сделала кофе и себе. Села за стол напротив.
— А что Яночка делает? — спросил Вистор. — Кукольный домик убирает.
— Ты знаешь, — задумчиво произнес Виктор, — не открывай больше никому… Я думаю, что авария была не случайной…
— Тебя хотели убить? — испугалась Ира.
— Не знаю… есть подозрение… Не волнуйся. Главное-будь осторожнее!
Допив кофе, жена ушла из кухни, а Виктор выглянул в окно. Погода стояла отличная. Захотелось выйти прогуляться или просто посидеть возле дома.
Ира помогла натянуть на загипсованную ногу спортивные шерстяные брюки.
Надев куртку, он с костылем под мышкой вышел и вызвал лифт.
Уже на улице ощутил слабую боль в ноге, но не придал ей значения.
Действительно, нога скорее ныла, чем болела.
Прошелся вокруг дома. Присел на скамейке у входа в подъезд. Осмотрелся.
Взгляд его остановился на микроавтобусе, стоявшем метрах в двадцати от дома.
Это был грузовой микроавтобус. «Мюллер ЛТД — подвесные потолки» — прочитал Виктор надпись на его боку. В кабине никого не было.
Подумал о потолке в своем кабинете, да и во всем райотделе. Вот где не мешало бы установить такие потолки, чтобы старая штукатурка не сыпалась, да и трещины чтоб были не видны. Но ведь это, наверно, дорого! Хотя там у них потолки высокие, метра четыре — даже с подвесными осталось бы три восемьдесят!
Практически незаметно. Это здесь, в новых квартирах, если подвесные поставить, то и голову не поднимешь…
Размышляя, Виктор вдруг подумал, что вряд ли кому-нибудь пришло в голову ставить подвесные потолки в их доме. А значит, просто кто-то из этой фирмы здесь жил. Может, водитель.
Из подъезда вышли двое аккуратно одетых парней, прошли к микроавтобусу.
Через пару минут он исчез из виду, завернув за угол дома.
Вечером позвонил Георгий.
— Тебя огорчить? — довольно веселым голосом спросил он.
— Давай.
— Ты же в Париж хотел? Теперь не поедешь. Больше не к кому.
— Как не к кому?
— Помощник военного атташе господин Кылимник приказал долго жить.
Выбросился со второго этажа украинского посольства головой вниз. Притом во двор, а не на улицу — видно, не хотел посольство компрометировать…
— Надо было туда лететь, а не под штабом три дня торчать, — огорченно произнес в трубку Виктор.
— Ну, — вздохнул Георгий. — Если б ты не торчал под штабом, его бы и не выбросили… Но что ни случается — все к лучшему. При встрече я тебе подробно объясню, что произошло.