— Рафи навещала?
— Да, мы поехали сразу после ресторана, но он спал.
— Я же говорил! Проснется — будет как новенький.
Пен мрачно кивнула, но тут же просияла, очевидно, обрадованная какой-то новой мыслью.
— Дилан сказал, что может выписать лекарство, которое ослабит Асмодея и снизит его активность. Он хочет встретиться с доктором Уэббом, чтобы тот позволил провести кое-какие анализы.
Я удивленно приподнял бровь.
— Попробовать стоит, — отозвался я. — Но ты вроде говорила, что Дилан — костолом.
— Скорее костоправ, то есть остеопат, — неодобрительно глядя на меня, поправила Пен. — Но в ординатуре он изучал эндокринологию.
Когда я вошел в маленькую ванную вымыть окровавленные руки, Пен двинулась следом. Нет, только не очередная лекция о бесконечных достоинствах Дилана! Увы, в последнее время эта тема стала любимым коньком Пен, так что слушать пришлось.
— Дилан такой милый, — начала она. — Казалось бы, он должен препятствовать моим поездкам к Рафи, учитывая… ну, учитывая наш студенческий роман. Но Дилан хочет, чтобы я была счастлива.
— Пока он не передумал, проси чистый бланк рецепта с подписью и печатью! — предложил я.
Пен треснула меня по плечу, но я воспринял этот удар, как подобает мужчине.
Я на собственном опыте убедился: любое саркастическое замечание о докторе Айболите карается суровым наказанием. В какой-то мере странно, что Пен с ним встречается: она не стремится к материальным благам, а богатство воспринимает скорее как признак душевного заболевания, чем как жизненную цель. Однако достаток, успешность и серебристо-дымчатый «лексус» Дилана уравновешиваются тем, что он оват, то есть относится к низшей, но очень почетной степени ордена друидов и готовится стать жрецом. Они и познакомились на празднике солнцестояния, на каком-то обдуваемом семью ветрами холме в Пембрукшире. Для Пен в язычестве не существует ни ступеней, ни иерархии, тем не менее ее покорило, что молодой обеспеченный доктор тянется к духовной правде и переживает не только о технике замаха при ударе по теннисному мячу. А еще он понял суть проблемы с Рафи, что у многих откровенно не получалось.
Другими словами, этот Айболит чуть ли не святой. Хорошо, что мы с ним не встречались: если противоположности притягиваются, Дилан и я влюбились бы друг в друга с первого взгляда, оставив бедную Пен не у дел.
— Слушай, а ты не испытываешь разъедающий душу страх, который ничем конкретным не объясняется?
При определенных обстоятельствах такой вопрос показался бы странным, но Пен знала: из моих уст это то же самое, как если бы доктор спрашивал, когда она в последний раз ела. Вопрос емкий, да и формулировка прозвучала не совсем обычно, поэтому Пен задумалась.
— Нет, — наконец сказала она, — только обычные разъедающие душу страхи, причина которых мне хорошо известна. Фикс, а в чем проблема?
Насухо вытерев руки, я вернулся в гостиную. Артур щелкал клювом и хлопал крыльями — таким способом он просил добавки, но, увы, угощение кончилось. Я держался от него подальше: вдруг не поверит на слово и решит обыскать? Пен застыла в дверях и, сложив на груди руки, оглядывала меня с явным беспокойством.
— Не знаю, — признал я, — на частоте Смерть-FM какие-то помехи, хотя, возможно, и ничего особенного. Ты же знаешь, как это бывает…
Одного взгляда на лицо Пен хватило, чтобы догадаться: моя подруга не прочь сменить тему.
— Звонил Грамбас, — объявила она. — На твое имя доставили какой-то сверток. Тебя не было, поэтому Грамбас запер его в подсобке.
Я поморщился. Тащиться в Харлсден в понедельник с утра пораньше совершенно не хотелось. С другой стороны, там находится мой офис. Учитывая величину долга за комнату, Пен имеет полное право конфисковать обе мои почки и продать в Гонконг, поэтому она справедливо хочет, чтобы я проводил на службе побольше времени.
Тем не менее Пен сжалилась над моей меланхолией и, как обычно, жалость воплотилась в конкретные действия. Свалив на пол все газеты, журналы, невскрытые письма и подставки под горячее, она расчистила стол и достала карты Таро.
— Пен, — я уже раскаивался, что завел этот разговор, — тебе ведь известно, я картам не верю.
— Свежий взгляд и непредвзятое мнение никогда не помешают.
— Чей взгляд? Чье мнение мы выясним? Пен, эти кусочки ламинированного картона не знают ровным счетом ничего о том, что творится в мире. Да и откуда? Откуда они должны получать сведения?
— Фикс, Таро не просто карты. В них ты, я, а еще Weltgeist, или мировой дух.
Я скривился и махнул рукой: замолчи, мол. Мировой дух, ну конечно! Вселенной управляет некое сознание, и мы, его любимые дети, ежедневно получаем доказательства этой любви: голод, чуму, наводнения. В карты Таро я не верю по той же причине, что и в религию: страхи и надежды простых людей выпирают из так называемых чудес, как ребра из страдающей костным шпатом кобылы. Моя вселенная живет по другим законам, а единственные духи, что в ней обитают, — те, с которыми я работаю.
Пен велела перетасовать колоду. Так и подмывало вытащить Смерть и тайком сунуть на самый верх, однако моя подруга ненавидит подобные фокусы, поэтому я решил не жульничать.
Пен разложила пять карт по схеме трискеле: [14] три по углам треугольника, в центре которого — две карты крест-накрест. Обычно она раскладывает «Кельтский крест» из десяти карт, но, зная мое отношение к гаданию, постаралась максимально сократить процесс.
Она открыла лежащий в середине крест: сперва верхнюю карту, потом нижнюю. Ими оказались перевернутый туз жезлов и Повешенный. Пен сощурилась и покачала головой, удивленная и немного встревоженная такой комбинацией.
— Как странно, — проговорила она.
— Высокий темноволосый незнакомец? — предположил я.
— Фикс, не говори ерунды. Просто сочетание этих карт обозначает… Обозначает именно то, что ты говорил: духовную энергию, причем отрицательную, в латентном состоянии. Она как бы заблокирована… Заморожена… Временно заперта.
Я промолчал. Впрочем, Пен никаких комментариев не ждала. Следующей она открыла левую нижнюю карту или корень трискеле. Это был паж мечей и снова перевернутый.
— Послание, — объяснила Пен, — какие-то новости. В принципе пажи всех мастей означают открытие, прояснение. Но раз он перевернут, то думаю… думаю, проблема разрешится не так, как нужно. Фикс, если кто-нибудь попросит у тебя помощи, действуй осторожно, не спеши.
Правой нижней картой или бутоном трискеле оказалась старуха Смерть, как известно, имеющая совершенно иное значение. Пен начала рассказывать о вечном движении и переменах, но я показал «хорош!» жестом, который часто используют в студиях режиссеры и их помощники.