Я шел вдоль по коридору, по очереди открывая двери: все они вели в пустые комнаты. Те, что справа, совершенно голые: пыльный пол, плиты со штукатурной поверхностью, даже проводки нет. Те, что слева, отделаны получше, но, включая неяркий свет, я видел лишь коробки и стопки прошлогодних газет.
Последняя дверь с левой стороны оказалась приоткрытой. Я распахнул ее настежь и, не желая входить, осмотрел комнату прямо из коридора. Нащупав справа от двери выключатель, нажал на кнопку — ничего. Либо лампочка уже перегорела, либо, что более вероятно, никто еще не потрудился ее вкрутить. В темноте много не увидишь, но комнатка казалась не больше шкафа-купе. Вдоль противоположной, отстоящей от меня метра на два стены, стеллажи от пола до потолка. Коробки для хранения документов, бесчисленные папки, тяжелый спертый запах.
Робко шагнув за порог, я успел бросить один-единственный взгляд за дверь, когда кто-то налетел из-за спины и с разбега толкнул в комнату. Я врезался в стеллаж, больно стукнулся, но не упал. Одна из полок под моим весом накренилась, однако я смог вновь обрести равновесие и обернуться.
Свет фонаря на мгновение ослепил, а затем сам фонарь, исполняя роль тяжелого тупого предмета, ударил по голове. Зато яркая вспышка выдала намерения нападавшего. Фонарь, вместо того чтобы размозжить мне череп, скользнул по виску, и буквально через секунду я был снова готов к бою.
К бою с кем-то намного здоровее и крепче, способным прибить меня легким движением руки. Некто ударил снова, на этот раз кулаком, и повалил на спину.
Звук хлопнувшей двери тут же заставил подняться: если у нападавшего ключ, он может меня запереть. Схватившись обеими руками за дверную ручку, я потянул ее вниз и к себе. Тянул что есть мочи, но нападавший тоже не зевал. Пришлось упереться в стену и дернуть еще сильнее.
Дверь полетела внутрь, я — вместе с ней; чуть не упал, но, уже во второй раз ударившись о полки, сумел устоять на ногах. Шаги нападавшего неслись вдаль по коридору, а мне только удалось из комнаты выбраться. Спины не видно, зато слышен стук тяжелых подошв о голый пол. Я рысью выбежал на лестничную площадку, увы, слишком поздно осознав, что гулкое бум-бум-бум стихло.
Краем глаза уловив какое-то движение, я попробовал увернуться, но нападавший толкнул плечом в грудь и перекрыл кислород. Вяло и безвольно, как у мертвецки пьяного, мое тело накренилось назад. Один шаг, второй… Наверное, окажись на месте третьего какая-то опора, ничего бы не случилось. Увы, нога отступила в никуда, и, споткнувшись, я беззвучно полетел вниз.
Возможно, для делового человека я чересчур увлекаюсь самоанализом. Естественно, за короткое время падения обстановку оценить не удалось. Помню, как распластал руки, будто надеясь уцепиться за что-нибудь подходящее. Пальцы хватали воздух, и я закрыл глаза (смотреть в лицо смерти ни в прямом, ни в переносном смысле не хотелось): все, сейчас ударюсь головой о мраморный пол.
Но вот из густой тьмы выползло нечто похожее на хлыст, ударило по груди и левому виску, а затем обвилось вокруг меня одним, двумя, тремя витками. Там, где витки касались кожи, будто адское пламя прожигало до самой кости, и я открыл рот, чтобы закричать.
Жуткий толчок — падение остановилось, а крик, превратившись в беззвучную пулю выдоха, прорвался сквозь стиснутые зубы и унесся во тьму. Несколько секунд мое тело висело словно гиря на конце маятника — кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? — потом невидимые путы ослабли, и я пролетел еще метр до пола.
Приземлившись на холодные плиты, я целую минуту даже вздохнуть не мог. Кто-то пробежал мимо, и я сквозь туман увидел быстро удаляющуюся спину.
Когда я встал и, шатаясь, добрался до входной двери, на Черчуэй уже никого не было. Внезапно налетевший ветер гнал по тротуару газеты и пенопластовые коробки от гамбургеров. Вскоре дыхание пришло в норму, я вернулся в здание и поднялся на чердак. На этот раз включил свет, поэтому и увидел в конце коридора небольшой поворот налево, который до этого пропустил.
Там обнаружилась еще одна дверь поменьше, причем располагалась она не в самой глубине закутка, а на одной линии с комнатами по левую сторону коридора. За ней и спрятался нападавший после того, как приоткрыл другую дверь, позаботившись, чтобы я повернулся к нему спиной раньше, чем нашел его укрытие. Какой умный! Умный, явно испуганный и отчаянный. Надо же, воспользовался тем, что архив работал по внеурочное время, и проскользнул на пятый этаж, чтобы… чтобы что?
Я нажал на ручку. Дверь открылась так же, как все остальные, а внутри нашелся исправный выключатель. Загорелся спет, и я увидел комнату, ничем не отличающуюся от остальных, только вместо стеллажей — большая пачка спрессованной упаковочной бумаги, перевязанная леской. На полу — рулон клейкой ленты и огромный пакет из супермаркета, в котором при ближайшем рассмотрении оказалась уйма других пакетов. Да, ничего нового здесь не узнаешь! Может, по мере того как я поднимался по лестнице, тот тип просто отступал, а когда отступать стало некуда, дал мне бой. Правильно говорят: дважды подумай, прежде чем загонять крысу в угол.
Зато я нашел шкафчик. Причем увидел, только собравшись уходить: он был таким низеньким и широким, что его полностью заслоняла дверь. Дернул за ручку — заперто. Вероятно, среди ключей Элис имелся нужный, но после недавнего полета с лестницы руки тряслись, так что искать пришлось бы долго. А кто-нибудь из прохожих мог заметить свет в окне Боннингтонского архива и сделать неверный вывод. В общем, разумнее казалось подождать.
Спустившись вниз, я закрыл за собой дверь. Уже собрался опустить ключи и пропуск Элис в почтовый ящик, но, поддавшись недоброму соблазну, спрятал в карман. Всякое может случиться…
Пора домой, но ноги сами понесли меня в южном направлении и вместо северного. У Рассел-сквер я нашел круглосуточный бар и, усевшись за стойку, заказал виски с лимонным соком.
Естественно, от усталости трезво мыслить не получалось, Но в любом случае ночное посещение архива превзошло ожидания. Вовсе не нелепая случайность опутала мое тело веревками грузоподъемного блока. Вовсе не воздух смягчил падение. Это была она! Обвиваясь вокруг меня, она приблизилась настолько, что не воспользоваться шансом я просто не мог. Теперь я не только представлял темноволосую девушку, а видел во всех нужных проекциях и деталях — словно снимок ее личности, параметров и особенностей. Этот четкий и яркий снимок я до смерти не забуду и без труда переложу на язык музыки.
Я молча поднял стакан с виски: за Феликса Кастора! Из пыльных тайников памяти зазвучал голос Кена Вулстелхома: «Они думают, все кончилось».
Нет, все только начинается.
— Вон там, — прошептал Джон Гиттингз, — в самом углу, за изгородью.
Я взглянул, куда он показывал, но не увидел ничего. Однако уже через секунду мелкие листья самшита вечнозеленого снова зашелестели, хотя не было ни малейшего намека на ветерок. Один из смотрителей поднял ружье, и мне уже не в первый раз пришлось силой опустить его вниз.