Краем глаза заметил Егор, что показывала теща некоторым гостям паспорт Ирины на страничке со штампом ЗАГСа. Видимо, тем, кому вчера его показать не успела.
После четырех тостов и трех «горько!» веселье расслоилось. Около сорока гостей пили, когда хотели, и закусывали с удовольствием. Общие тосты на время затихли. И Егор, обменявшись с Ириной взглядом, понял, что они могут потихоньку уйти.
Александра Васильевна пожала недоуменно плечами, но уговаривать их остаться не стала. Только проследила, чтобы они все кульки и свертки с подарками в машину погрузили.
Так и осталась она за столом представительницей молодых. Музыка заиграла громче. Водки, купленной Егором в макарове, хватало с избытком. Ее пили еще три часа и допить не могли. Гости, хоть и в летах, были крепкие.
А Егор и Ирина рассмотрели свадебные подарки: рушники, вилки и ножи, набор чайников, конверты с деньгами и поздравительными открытками и две подковы на счастье. Рассмотрели и, постояв обнявшись, стали ко сну готовиться. Егор кровать стелил, а Ирина в маминой комнате с малышками возилась. Яся сразу проснулась, как только ее Ирина носом в свою теплую наполненную молоком грудь ткнула, а маринка пока еще спала.
Кормила Ирина Ясю и радовалась своей судьбе, так странно и неправильно сложившейся, но теперь, словно по той линии судьбы, которую ей на ладони провести забыли, поворачивающей к счастью. Вот ведь недаром, как только Егор к ним зачастил, стала Яся постепенно от молочной смеси отказываться, грудь требовать. А ведь раньше наоборот было! И молока в груди у Ирины все прибывало и прибывало. И теперь уже троим детям хватало.
– Ты эти подковы сразу под той прибей, на двери, – покормив Ясю, выглянула из маминой комнаты Ирина. – Они ж потом придут посмотреть. Ну, те, кто подарил! Да и на счастье будет!
Егор кивнул, посмотрел на две декоративные желтые подковы, на полу лежавшие.
– Егорушка, знаешь, к нам один профессор из Киева приезжал. Сказал, что подкова к двери неправильно прибита. Надо, чтобы она открывалась вверх, как глечик! Чтобы дом был – полная чаша.
Егор снова кивнул. Переоделся в спортивный костюм – благо свои вещи – три чемодана – он уже из киевского общежития, которым почти не пользовался, перевез.
Нашел в ящике с инструментами гвоздодер, гвозди и молоток. Вышел на порог. Развернул на двери старую подкову, найденную недавно у той же «наливайки», где сейчас гости их свадьбу праздновали, а под ней красиво и ровненько две подаренные подковы прибил.
Снова обнялись они, и решила тогда Ирина Егору признаться, что еще одного малыша, Богданчика, кормит. Решила признаться, хоть и говорила ей мама этого не делать, а профессору пояснить, что больше она им молока сцеживать не будет по семейным обстоятельствам. Но ведь как можно – малыша, сыночка бледной и больной мамочки, без молока оставлять?! «Нет, Егор поймет! Я ведь прежде всего – мать! Кормилица!» – думала она.
И не ошиблась.
– Ты ведь не можешь посторонних не кормить. А раз ты их кормишь, то они не посторонние, – Егор добродушно усмехнулся, пожал плечами, поцеловал ее в губы.
И она ощутила на своих губах вкус его добродушия: немножко хмельной, водочный, немного дымный, как запах в хате его мамы.
Егору самому хотелось сейчас прильнуть к Иринкиной груди, ощутить ее живительное тепло. И она почувствовала это.
– Ты ложись, Егорушка. Я сейчас! Только Маринку накормлю. Яся, слышишь, уже спит!
Егор разделся и забрался под теплое ватное одеяло. Лег на спину.
Ирина свет выключила, и вокруг разлилась радостная, манящая темнота.
Киев. Новая окружная дорога
Вася заехал за Семеном этим же вечером около семи и отвез его на Новую окружную, в аргентинский ресторан. Здесь, за деревянным забором-частоколом, вокруг главного двухэтажного сруба, стоял с десяток маленьких тоже деревянных домиков. На стоянке красовались «лексусы» и «порше». В машинах сидели или спали водители.
Оставив там же на стоянке свой БМВ с парламентскими номерными знаками, Вася провел Семена в один из деревянных домиков.
Геннадий Ильич сидел за добротным сосновым столом. На столе – два толстых меню в кожаных переплетах, открытая бутылка «Hennessy Pure White», два бокала, блюдце с поочередно выложенными в круг ломтиками лимона, грейпфрута и апельсина.
Семена депутат одарил бодрой и радостной улыбкой. Переведя на мгновение взгляд на водителя, сказал ему: «Приедешь через два часа!»
Дверь за Васей закрылась.
– Садись, читай! – Геннадий Ильич кивнул на меню. – Не отказывай себе в фантазии! Сегодняшний вечер надо будет запомнить!
Семен, все еще ощущая ломоту в плечах – эхо от бессонной ночи, – присел за стол. Раскрыл меню. От повторяющегося в каждой строчке слова «мясо» приятно зарябило в глазах. Остановил взгляд на «аргентинском Т-стейке (600–700 грамм)». Попробовал представить себе его размер, потом вкус. Облизнулся и вспомнил, что не обедал, да и не завтракал. Просто не думал сегодня о еде.
– Ну? – поинтересовался Геннадий Ильич.
Семен молча показал пальцем на Т-стейк.
– Отлично! Кто как работает, так и ест! – ухмыльнулся депутат.
Обернулся назад, снял со стенки за спиной навесной телефон, стал диктовать заказ. На мгновение отвлекся, поманив пальцем внимание Семена.
– Тебе стейк с кровью или «well done»?
– Без крови, – попросил Семен, чем вызвал у Геннадия Ильича еще одну улыбку.
– мясо без крови, – повторил он, тихо смеясь, уже когда повесил трубку на место.
Налил Семену коньяка.
– За твое отцовство! – произнес бодрым чистым голосом, в котором Семен, к своему удивлению, услышал нотки искренности.
Выпили. Семен пожевал ломтик грейпфрута. Просто из любопытства. Прежде всегда закусывал коньяк лимончиком.
– Давай сначала по делу, – Геннадий Ильич снова налил в бокалы коньяка. Потом полез в кожаный портфель, стоявший на стуле сбоку. Выложил из него на стол коричневый конверт. – Так, тут свидетельство о рождении. Имя-фамилию сам запишешь. И кредитка с пин-кодом на всякие расходы. Ребенок нынче – недешевое удовольствие.
– Кредитка? – удивился Семен.
– Ну да, подарок от крестного! – пожал плечами Геннадий Ильич. – А! Я же тебе самого главного не сказал! Я буду крестным! Надеюсь, у тебя других кандидатур нет? Крестную я тоже сам найду. Не беспокойся! Доверься мне!
Семен кивнул.
– Покрестим в моей церкви, чтобы недалеко было потом к праздничному столу переходить.
– Отец Онуфрий будет крестить? – спросил Семен.
– Нет, этот мудак расстригся и пошел работать в фонд помощи брошенным домашним животным! – Депутат мотнул головой, выражая свое удивление поступком священнослужителя. – Мне новенького прислали, недавно духовную академию закончил. Практичный малый, и голос красивый. Кстати, имя ей уже выбрал?