Ира уже знала трех мам, так же, как она, приезжавших сюда каждое утро с болящей, тугой от переполненности молоком грудью.
– Это для депутатских мамаш, – сказала как-то Ире Настя из-под Бышева. – Они сразу после родов специальные таблетки принимают, чтобы молока не было и чтоб грудь молодой сохранить, а сами своих детей нашим молоком поят.
Ира поверила. Она не думала плохо о таких мамашах. Она с детства не умела думать плохо о людях, даже о действительно плохих людях. Единственное, чего бы ей хотелось, так это взглянуть краем глаза на малыша, которого кормят ее молоком.
Но сегодня на обратном пути ей пришлось стоять больше часа в маршрутке. Может, это стояние, да еще и с наклоненной головой, так утомило ее, что всю дорогу она жалела и себя, сравнивая в мыслях с дойной коровой, и Ясю, которая при живой и здоровой маме вынуждена пить растворенный молочный порошок и оставаться на целый день с бабушкой.
Выплакавшись, Ира успокоилась. Подогрела себе пюре с куском курицы. Поужинала. Потрогала груди, которые опустошил специальный насос часа три назад – в день у нее сцеживали молоко иногда два, а иногда три раза. Последний раз всегда в 17–00. Ире показалось, что в груди снова появилось молоко, и она, зайдя в комнату к маме, взяла на руки Ясю и поднесла ее к груди. Малышка присосалась, жадно зашевелила губками, отчего Ире стало и щекотно, и немного больно. Но на лице у нее появилась улыбка.
– Смотри, не балуй ее! – услышала голос мамы. – А то увидят завтра, что мало у тебя молока, скажут больше не приходить…
– А я на ночь еще поем, – без всякой обиды на слова матери ответила Ира.
Перед сном, съев бутерброд с салом и еще одну тарелку пюре, Ира развела в тазике темно-зеленую краску для ткани, купленную в Киеве, и замочила в ней свой серый пуховый платок. Чтобы платок не получился темным, добавила в тазик еще воды.
Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10. Полдень
По утрам Вероника любила надевать спортивный лыжный костюм. В этом костюме она смотрелась настолько грациозно и свежо, что сама мысль об утренней зарядке или о походе в фитнес-студию вызывала ироничную улыбку на ее милом личике. Сегодня ей удалось понежиться в кровати до половины одиннадцатого. И вот теперь, когда она окончательно проснулась и вошла своим физическим состоянием в полную гармонию со спортивной одеждой «Адидас», Веронике захотелось потратить немного сил на домашнее хозяйство. Она вытерла пыль с микроволновки, с подоконников. Потом занялась стиркой.
Загрузив в стиральную машину-автомат все белое, Вероника вдруг вспомнила о рубашке Семена. Она снова наклонилась к стиральной машине, открыла круглую пластиковую дверцу-окошко и вытянула за рукав рубашку мужа. Рукав, за который она ее вытянула, был более или менее чистым, а вот второй! Она подошла с рубашкой в руках к окну и всмотрелась в бурое пятно. Понюхала его, потерла нежными подушечками пальцев. Постепенно пришла уверенность в том, что рукав был испачкан кровью. Она задумалась. И от собственных мыслей пробежали у нее по спине мурашки. «Уж лучше смириться с мыслью, что у мужа какая-нибудь временная любовница завелась, чем выяснить после двенадцати лет совместной жизни, что твой супруг – убийца!»
Вспомнилась вдруг к месту или не к месту реклама какой-то добавки для стиральных порошков. Там, в рекламе, как раз и показывали три пятна на одежде, которые растворялись без следа в этой добавке. Одно из пятен явно было кровью!
Не выпуская рубашки мужа из рук, Вероника включила телевизор. Уставилась на экран в ожидании бесконечного блока рекламы. Наконец женское ток-шоу на тему «От вас ушел муж к вашей подруге» прервалось, и рекламный поток щедро вылился на экран.
«“Ваниш”! – обрадовалась Вероника, дождавшись нужной телеинформации. – А у нас же есть!!!»
Она вернулась в ванную комнату, достала из тумбочки под мойкой упаковку «Ваниша». Заткнула мойку пробкой, набрала немного горячей воды и капнула на окровавленный рукав рубашки пятновыводителем. Уставилась на бурое пятно, ожидая увидеть его быстрое растворение в воде. Однако пятно не спешило исчезать. Подождав пару минут, Вероника замыла грязную манжету. Пятно побледнело и действительно почти исчезло.
Победа над пятном принесла Веронике внезапное, но временное успокоение. Она заткнула рубашку обратно в стиральную машину. Нажала кнопку пуска и отправилась на кухню побаловать себя чаем с медом.
В квартире царствовала тишина. Семену с самого утра позвонил его постоянный заказчик Геннадий Ильич, и муж тут же отправился по делам. Прошлой ночью он никуда не исчезал. Она специально просыпалась каждые два часа и проверяла: рядом ли он.
Уже сидя за кухонным столиком у окна, за которым легкий снежок плавно опускался к земле, она опять вспомнила об убийстве аптекаря. «Может, спросить у соседа? – подумала. – Он вроде про него много знает! Да еще каждое утро с десяток газет домой приносит! Новости по всем каналам смотрит! Вдруг убийцу уже нашли?»
Чай с медом ласкал горло. Она могла бы и полчаса так сидеть у окна, и час. Но вопросы, даже мысленные, можно успокоить только ответами. Иначе они зудят и чешутся, как комариные укусы. И Вероника вышла на лестничную площадку, позвонила в дверь соседу. Пару минут подождала и вернулась к себе.
– Значит, не судьба! – решила.
И тут же задумалась о судьбе.
А что судьба? На судьбу ей было грех жаловаться. Единственный ребенок в семье военного летчика и учительницы географии. В доме всегда много конфет, красной рыбы и большой глобус на серванте, с которого мама время от времени стирала пыль. Глупый первый брак в восемнадцать лет. Развод через полгода. Второй брак совсем не глупый и длится уже тринадцатый год. За это время Семен вырос из торговца видеокассетами на петровке до хозяина маленькой, но крепкой фирмы по организации охраны различных серьезных встреч и выездных корпоративных мероприятий. Собственно, это и не фирма была, а просто двое старых друзей – Семен да Володька, плюс по необходимости еще три-четыре физически крепких знакомых на подхвате. За четыре года работы в охранном деле заработал Семен денег на хорошую двухкомнатную квартиру на Стрелецкой, в самом центре. Офис ему был не нужен. Все решалось по телефону. Основной заказчик – Геннадий Ильич – был депутатом парламента, а значит, вся его депутатская жизнь в любое время суток состояла из бизнес-встреч и прочих мероприятий, требующих секретности и охраны. Семена он знал давно, по Петровке. Тогда у Геннадия Ильича была кличка Гена-крокодил и занимался он ежедневным сбором денег с торгового народа. «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой…» – любил иногда напевать Геннадий Ильич, и всякий раз, когда рядом в этот момент оказывался Семен, то вспоминалось ему свое сорок седьмое место в третьем рыночном ряду. Песня, как репей, отцеплялась от депутата и теперь уже до самого вечера крутилась на языке у Семена. Иногда он ее напевал, уже заходя после работы в квартиру. Вероника, изучившая закономерность появления этой песни в домашнем «эфире», только усмехалась.