Семен снова опустил взгляд на мобильник в своей руке. Набрал номер Вероники. Прижал телефон к уху. Длинные гудки зазвучали подозрительно быстро. Вероника не брала трубку, а Семен упрямо держал телефон у уха. И вдруг – о чудо! – ее голос, сонный и недовольный.
– Алло! Кто там?
– Никочка, ты где? – по-детски удивленно спросил муж.
– В каком смысле?
– В смысле, что ты ведь не дома! Я проснулся, а тебя нет… И венок тут стоит в коридоре, а сегодня – понедельник.
– Понедельник?! – В голосе Вероники прозвучал испуг.
– Да, понедельник, – подтвердил Семен. – Где ты?
– Я у Дарьи, мы тут заночевали… Извини, коньяка выпили. У нее неприятности с мужем…
– Он же умер, какие неприятности? – удивился Семен.
– Ну да, умер… Но неприятности и с мертвыми бывают. Ты, знаешь, отнеси, пожалуйста, веночек на угол. Знаешь, где он там висит?
– А ты точно у Дарьи? – Голос Семена внезапно стал холодным.
– Секундочку, Сеня, – произнесла Вероника. И тут же в трубке зазвучал другой, более глубокий, томный и снисходительный голос подруги Вероники. – Семен, это Дарья Ивановна. Знаете, мне действительно вчера плохо было. Никочка у меня осталась. Я потом вам расскажу. Вы в следующий раз вдвоем ко мне приходите. А может, сейчас зайдете? Я ведь рядом живу. И коньячок еще остался со вчерашнего!
– Спасибо, я сейчас не могу. Вызвали на работу. Но в следующий раз – обязательно! – пообещал успокоившийся Семен. – Да, веночек я сейчас пойду и повешу!
– Уж будьте так добры! – попросила вдова аптекаря.
Переодевшись, Семен сходил на угол Ярославова Вала и Стрелецкой, нашел вбитый в стену гвоздь и повесил на него венок. Пока ровнял его, заметил на себе странные взгляды прохожих.
Вернувшись с улицы, ощутил прилив голода. Чайник уже кипел вовсю.
Сделав себе растворимого кофе и отпив несколько глотков, Семен вытащил из холодильника сыр, масло и вареную колбасу. Достал хлеб из хлебницы и открыл ящик с ножами-вилками. Поверх пластикового ящичка со столовыми приборами лежала тетрадка-дневник покойного аптекаря. Семен уже видел ее мимоходом. Но то, что теперь она находилась в кухонном ящике, удивило Семена изрядно. Он выложил ее на стол, не забыв прихватить оттуда же вилку и ножик. Сделал себе парочку бутербродов. Уселся за стол – бутерброды слева, у окна, чашка кофе – справа, а прямо перед ним – тетрадка-дневник. Открыл тетрадку наугад, на первых страницах. Пробежал глазами трудночитаемый почерк, перевернул страницу и замер, остановив взгляд на удивительном эротическом рисунке. Тело в танце, изящно изогнуто, а вот смотрит карандашная женщина прямо перед собой. Большие глаза, волосы вразлет, руки вразлет, словно она кружится. И лицо такое знакомое! Семен задумался. Глотнул еще кофе, съел первый бутерброд, взялся за второй. И вдруг его словно иголкой в сердце укололо. Он достал из куртки свой бумажник, вытащил оттуда фотографии Алисы и опустил на стол прямо на лист тетрадки. Сомнений быть не могло – аптекарь рисовал Алису. Даже родинка на левой щеке совпадала на рисунке и на фотографии, сделанной Володькой. Семен пролистал тетрадь, посмотрел на другие рисунки. Везде была она, везде она была нарисована привлекательней и эротичней, чем в жизни. Впрочем, почему эротичней, чем в жизни? Откуда эти мысли? Откуда ему, Семену, знать, какая она в жизни? И Семен откинулся спиной назад, дотронулся спиной до плиты. Отвел взгляд на окно, за которым светило солнце, уже ярче зимнего, желтее зимнего, беспокойнее зимнего.
Семен задумался об Алисе. Вспомнил все, что он знал о ней. Вспомнил ее лицо, когда она открыла ему дверь. В об-щем-то обычное лицо, на которое он бы не обратил внимания на улице. На дневной улице. Но ведь ночью он обращал на нее внимание. И на фотографиях Володьки она получилась красивее и привлекательнее, чем в жизни. Семен взял в руки фотографию Алисы. Всмотрелся в ее глаза.
«Внутренняя красота?» – подумал он, припоминая свои подростковые годы и разговор с учителем географии, который любил повторять мальчишкам-старшеклассникам: «Некрасивых девушек не бывает, вы просто не умеете на них правильно смотреть!»
Семен вдруг задумался: а в какую из следующих ночей он снова ее увидит? Когда снова пойдет к ней и останется на несколько часов? Ему опять захотелось побольше узнать о своих с ней ночных отношениях. И тут вспомнился один из недавних разговоров с Володькой. Разговор о цифровом диктофоне. И Семен воспрянул духом. Бросил взгляд на часы. Набрал по мобильнику Володьку и попросил за ним не заезжать, а отправляться прямо в молочную кухню. Он, Семен, туда сам к одиннадцати подъедет.
Бережно Семен закрыл тетрадь-дневник аптекаря и спрятал его на самой верхней полке навесного кухонного шкафчика, где лежали всякие гарантии и инструкции к пылесосам, утюгам и к другой домашней технике. Ему теперь не хотелось, чтобы Вероника листала эту тетрадь с рисунками, как какой-нибудь глянцевый журнал в парикмахерской. Эта тетрадь теперь касалась и его, Семена, личной жизни. Бессознательной или подсознательной – это уже неважно.
На улице, проходя мимо ранее им же повешенного на гвоздик веночка, Семен неожиданно подумал о том, что в тетрадидневнике могут быть записи об Алисе. Ведь, судя по рисункам, они были знакомы. Или близко, или не очень. Если не очень, то аптекарь обладал завидным талантом воображения.
Купив самый маленький диктофон-цифровик – размером со спичечный коробок, только намного тоньше, Семен на автобусе «двадцатке» доехал до молочной кухни. Володькиной «нивы» он не увидел. Посмотрел на часы – 10.38. Решил прогуляться по мариинскому парку.
Аллеи парка были старательно очищены от снега. На ближайшей скамейке, несмотря на нулевую температуру, сидели две молодые женщины в дубленках и курили. Навстречу не спеша шел старичок с собачкой на поводке. Семен сразу отметил, что у старичка была военная выправка – наверное, какой-нибудь отставной генерал или полковник.
Вдруг и самому захотелось присесть. Присесть и почитать инструкцию купленного двадцать минут назад цифрового диктофона.
Когда присел, холод скамейки сразу передался ногам. Семен оглянулся на женщин в дубленках, удивляясь их морозоустойчивости. Но курившие женщины были хорошо защищены от скамеечного холода – их дубленки были длинными, а у Семена – только короткая кожаная куртка, под которой рубашка и вязаный свитер. Брюки, хоть и шерстяные, тоже особенно от холода не спасают.
Отложив чтение инструкции на потом, Семен продолжил прогулку аллеями парка. Вышел к палаткам, поставленным перед центральным входом в Парламент. Провел безразличным взглядом по лозунгам, почему-то выставленным в сторону парка, а не в сторону оплота демократии. «Крым останется русским», «Не зрадь Майдан», «Справедливость есть, за нее стоит бороться!», «Оранжевой чуме – нет!», «НАТО в жопу!»
Пожал плечами и повернул по аллее направо, к смотровой площадке, с которой открывался вид на левый берег Днепра.
На последней скамейке увидел молодую беременную женщину. Она была одета в длинное темно-синее пальто, на голове то ли ондатровая, то ли пыжиковая шапка мужского покроя, явно неуместная, из-под которой выглядывают кучерявые темные волосы.