«Господи, – думаю я, – как же я не люблю ждать!»
Беру со столика первый попавшийся журнал. Мало того что он на немецком, так внутри еще какие-то выкройки и фотографии немолодых женщин в вязаных свитерах.
Я роюсь в журналах, которыми буквально усыпаны все три журнальных столика. Наконец нахожу один с Мадонной на обложке. Не то чтобы я большой поклонник певицы, но, по крайней мере, хоть в лицо ее знаю. Но в журнале сплошные бритни спирс и кристины агилеры. А это уже не для меня.
Поднимаюсь, прислушиваюсь к тишине. Нажимаю на «бульонную» кнопку бесплатного автомата. В пластиковый стаканчик льется жидкость зеленоватого цвета. В нос ударяет знакомый искусственный аромат бульонных кубиков «Кнорр». Над стаканчиком поднимается пар. Я не спешу пить. Я грею ладони.
Через полчаса в комнате появляется то ли китаянка, то ли таиландка в синем халате с ведром и корабельной шваброй. Она быстро проходится мокрой шваброй по полу. Мы для нее не существуем, хотя, как ни странно, она не просит нас поднять ноги, так что пол и перед, и под нами остается непротертым. Потом она достает из кармана халата увесистый баллончик какого-то спрея. Из баллончика с шипением вырывается мутная воздушная струя, направленная в потолок. Воздух сразу приобретает вкус искусственной свежести, приправленной дикой мятой.
Мы снова остаемся одни. Я смотрю на часы. Скоро полночь, а крика новорожденных еще не слышно. А может, в Швейцарии новорожденные не кричат? Из уважения к закону о соблюдении ночной тишины?
В половине первого из едва освещенного коридора бесшумно появляется уже знакомая женщина-врач. Я, удивленный, смотрю на ее ноги. Она обута в мягкие тапочки. Вот почему шагов не было слышно! Она смотрит на Диму. На ее лице строгая улыбка.
Она говорит что-то моему братцу, и глаза его загораются счастливым огнем.
– У меня дочка! – обернувшись, гордо сообщает он мне.
Женщина уводит его за собой. Я остаюсь один. И бросаю в кофейный автомат полтора франка. Автомат жужжит, сначала в маленькой нише появляется белый стаканчик, потом в него что-то льется. Что-то с кофейным запахом.
В коридоре снова оживление. Дима на несколько мгновений возвращается в комнату и показывает мне маленькое красное личико новорожденной малышки, завернутой в розовое одеяльце.
– Смотри! – говорит он. – Какая красотулечка!
Снова уходит.
«Ничего, – думаю я, – мне скоро двух таких принесут!»
Минут через пятнадцать Дима снова появляется, но в этот раз для того, чтобы попрощаться. Его уже ждет такси. Он возвращается в гостиницу. Он желает мне побыстрее дождаться хороших новостей.
Время ползет так медленно, словно боится темноты, боится на что-нибудь в ней наткнуться. Я поднимаюсь. Заглядываю в длинный коридор. Там никого. Тишина и покой. Даже представить себе нельзя, что где-то тут, рядом, рожает сейчас моя жена. Рожает и стонет, кричит. Как этим швейцарцам удается изолировать от внешнего мира любой звук?
У меня начинает гудеть голова. Хочется прилечь, и я уже не в силах противиться этому желанию.
Крым. Форос. Госдача. 31 декабря 2015 года.
Шершавое зимнее солнце здесь, на ЮБК, кажется нежнее. Пять градусов тепла. Монотонно ворчащее море. Мы с Майей спускаемся в лифте к берегу. На ней джинсы в обтяжку и синенький свитерок. Все подчеркивает фигурку, аппетитную и в чем-то подростковую.
Краем глаз я прохожусь по задней вертикали ее тела. Ее попке такие обтягивающие джинсы очень даже идут!
У меня, должно быть, уже никогда не будет романтических свиданий и новогодних праздников.
Странно, волны вроде бы и гудят, но едва накатывают на берег. Я протягиваю руку, и холодное море приятно обжигает мне пальцы. Вот бы искупаться!
Оглядываюсь на спутницу. Она уж точно сочтет меня сумасшедшим.
– Майя, искупаться не хочешь?
Она вскидывает ресницы, смотрит на меня с любопытством.
– Я нет, но если ты хочешь, то пожалуйста! Тебя все равно спасут! – И она кивает взглядом налево, где я замечаю двух или трех человек, притаившихся за беседкой.
– Может, у них совершенно противоположная задача? – усмехаюсь я.
Раздеваюсь тут же догола и медленно захожу в соленый холод Черного моря.
Волны, хоть и маленькие, но толкают меня назад, к берегу. А вот подводное течение, откат этих самых волн, наоборот, затягивает подальше, на глубину.
Я молча погружаюсь по шею. Мне хочется поделиться этим невероятным ощущением. Вспоминаю отца Василия, Давида Исааковича. Вот бы их сюда!
Оглядываюсь. Майя, заметив мой взгляд, машет рукой.
Из-за беседки за мной кто-то наблюдает в бинокль. Может, показать ему член? Нет, неохота так рано выбираться на сушу. Обойдется. Хотя президентского члена он наверняка в своей жизни ни разу не видел. Было бы что рассказать жене и детям!
Во мне появляется ощущение удивительной гармонии, словно я становлюсь неотъемлемой и естественной частью моря, морской фауны. Кажется, что кровь в теле охладевает, как в этот момент охладевает и мое желание возвращаться на сушу. Может, моя настоящая жизненная ориентация – человек-амфибия? Как в давнем советском фантастическом фильме? Может, меня надо держать в бочке с холодной морской водой, чтобы я чувствовал себя комфортно и не отвлекался мыслями на дисгармонию, постоянно возникающую между моей средой обитания и моим телом? Эта дисгармония из чисто физической превращается в назойливое беспокойство ума, в подозрительность. Подозрительность, однако, совершенно оправданная. У меня нет другого выхода. Если я узнаю́ о пересадке сердца только после операции, когда это сердце уже вшито белыми нитками! Если в сердце оказывается какой-то компьютерный чип непонятного назначения! Если, в конце концов, из моего рабочего кабинета крадут диван, а заодно с ним и пленки системы видеонаблюдения! Скажите, я могу спать спокойно при такой жизни? Мне вообще непонятно: как это я еще в состоянии засыпать?
Я вдруг замечаю, что плыву прочь от берега. Оборачиваюсь. До президентского пляжа метров триста. Слева от беседки, уже совершенно не стесняясь, стоят двое мужчин. Один наблюдает за мной в свой бинокль. Они стоят неподвижно. Так же неподвижно на берегу стоит и Майя, только она, кажется, рассматривает что-то под ногами.
Со стороны Турции доносится до моего слуха жужжание. Я делаю энергичное движение руками, чтобы повыше вынырнуть и заглянуть за невысокие волны. И вижу белый спасательный катер, плывущий в мою сторону.
Ах так? Я набираю полные легкие воздуха и ныряю под воду. Вода меня не хочет, пытается вытолкнуть. Глубже погрузиться не хватает сил, и я просто плыву под водой неведомо куда. Плыву с открытыми глазами, но ничего, кроме серого полумутного пространства не вижу. Зато глазам приятно холодно от соприкосновения с водой. Глазам этот холод кажется нежным.