Идущий к ним человек был наг и ужасающе худ.
Широко раскрытые, немигающие глаза непрестанно стреляли по сторонам, каждый член тела вздрагивал, как будто у бедняги нервы были расшатаны до предела. Кожа выглядела омертвелой, словно его медленно разъедала гангрена.
Но не худоба и не состояние кожи заставили увидевших его содрогнуться и закричать.
Череп был разрезан чуть выше глаз. Макушка отсутствовала, была тонкая каемка засохшей крови по срезу. Из влажной полости змеился кабель толщиной в два пальца, с металлической оплеткой, красновато-серебристой там, где она погружалась в пустую черепную коробку.
Айзек, онемевший от ужаса и отвращения, прошелся по кабелю взглядом. Тот тянулся к металлической руке громадной конструкции, проходил через эту руку и исчезал где-то во внутренностях. Рука конструкции была сделана из огромного зонтика, разломанного на части и собранного заново, с добавлением поршней и цепей; металлические пальцы сходились и расходились, будто клешни чудовищного рака. Конструкция понемногу выдавала кабель, позволяя человеку плестись к поджидающим гостям. Айзек инстинктивно попятился от страшной марионетки. Лемюэль и Дерхан, даже Ягарек последовали его примеру.
Они отступали, пока не уперлись в пять крупных бесстрастных конструкций, которые молчаливо выстроились позади них в шеренгу. Айзек обернулся, понял, что убежать не удастся, и быстро глянул на подбирающегося к нему человека. Чудовищное выражение сосредоточенности на лице калеки не изменилось, когда он гостеприимно раскинул руки.
— Мы рады видеть Вас, — проговорил он дрожащим голосом, — во владениях Совета конструкций.
С огромной скоростью тело Монтджона Рескью неслось по небу. Его безымянный рукохват-правша (впрочем, сам этот паразит уже много лет считал себя Монтджоном Рескью), летя вслепую, сумел подавить ужас. Помощник мэра держался вертикально, руки аккуратно сложены на груди, в одной — пистолет. Со стороны могло показаться, он стоит и чего-то ждет, обтекаемый ночным небом.
Между ним и летевшим сзади на собаке левшой установился контакт разумов, пошла волна информации.
лети на малой скорости набирай высоту теперь вправо сейчас левей быстро-быстро ныряй зависни, — велел левша и успокаивающим посылом огладил разум правши. Тому двигаться вслепую было непривычно и страшно, но ведь они накануне тренировались, никем не замеченные, в предгорьях — туда их доставил милицейский дирижабль. Левша быстро научился превращать свое левое в чужое правое, не оставлять без комментариев ни одного действия ведомого.
Рескью-рукохват был агрессивно-послушен — правша как-никак, из солдатской касты. Он обладал великой мощью, грозной силой, позволявшей левитировать и плевать огнем. Мало того — носитель принадлежал к Жирному Солнцу, к всемогущей партии бюрократов. Тем не менее правша подчинялся благородной касте, аристократам, левшам. Ослушаться значит подвергнуться страшной психической атаке. Бунтаря могут покарать и более жестоко — закроют ему ассимиляционную железу, тогда заполучить другого носителя уже будет невозможно, придется умереть вместе с тем, что есть.
Правша лихорадочно соображал, напрягал все свои мыслительные способности.
Если бы рукохват-Рескью не победил в споре с левшами, если бы они не согласились действовать по его плану, правша не посмел бы идти им наперекор. Только левши вправе решать. Но конфликт с правительством способен погубить всех местных рукохватов. Да, у них есть власть в Нью-Кробюзоне, но они зависят от этого города. Дойдет до прямого столкновения, их попросту задавят числом. Правительство их терпит, только пока они оказывают услуги. Рукохват-Рескью не сомневался в том, что малейшее неподчинение разозлит власть предержащих, и тогда будет объявлено о разоблачении шайки гнусных паразитов, чудовищ-убийц. Рудгуттер способен даже раскрыть местонахождение фермы носителей. И тогда общине рукохватов придет конец.
Полеты всегда доставляли рукохвату-Рескью удовольствие, но сейчас ему было не до восторгов. Нести по небу левшу случалось и раньше, хотя подобная совместная охота еще не практиковалась. Но лететь, ничего не видя, было просто ужасно.
Разум левши-собаки протягивался, точно пальцы, точно усики растения — во все стороны, на сотни ярдов. Он искал необычные звуки в психосфере и успокоительно шептал правше, указывал, куда лететь, а сам смотрел глазами пса в зеркала шлема.
При этом он поддерживал связь со всеми остальными охотничьими парами.
кто-нибудь что-нибудь чувствует? — спрашивал он. Другие правши осторожно отвечали: нет как будто ничего. И продолжали поиск.
Рукохват-Рескью ощущал, как по телу носителя, словно детские ладошки, хлопает теплый ветер. Волосы Рескью развевались из стороны в сторону.
Рукохват-собака корчился, стараясь переместить тело носителя в более удобное положение. Они летели над волнистым рельефом крыш и дымоходов, над ночным Ладмидом. Рукохват-Рескью пикировал к Мафатону и Хнуму. Подчиняясь воле левши, собачьи глаза на миг оторвались от зеркал, посмотрели вбок. Позади отступал исполинский мрак Ребер, четким силуэтом рисуясь на окоеме, делая крошечными высотные железные дороги. А внизу проплывал белый камень Университета.
Самый кончик ментального щупальца левши испытал необычную дрожь в общей ауре города. Спохватясь, он заставил собаку глядеть в зеркала.
медленно медленно вперед и вверх, — приказал левша рукохвату-Рескью.
тут что-то есть, — разослал он мысленный шепот другим рукохватам-охотникам. Почувствовал, как они заколебались, и дал команду сбавить ход. Пары замерли в ожидании новостей от него.
Правша двинулся в сторону подрагивающего пятна психоэфира. Беспокойство левши пошло по каналу связи к рукохвату-Рескью, и тот усилием воли отгородился от него.
мое оружие безмыслие! — подумал он.
Правша пронизывал слои воздуха, пробирался в разреженную атмосферу. Он заставил носителя раскрыть рот и высунуть язык; он нервничал и был готов плюнуть огнем. Подчиняясь немой команде паразита, Рескью выпрямил руку с пистолетом.
Левша изучал, прощупывал зону нестабильности.
Он улавливал чужой голод, давно не утолявшуюся прожорливость. Сгусток психосферы был пропитан эманациями тысяч поглощенных разумов, как блин топленым маслом. И словно невидимая слюна с невидимого языка, капали растворенные в желудочном соке души, испарялись, и легчайший этот парок развеивался по небу.
ко мне, ко мне, родичи, он здесь, я его нашел, беззвучно сигналил над городом рукохват. Все остальные левши отвечали ему дружным трепетом беспокойства, из пяти эпицентров по психосфере разбегались особого рода волны. Над Барской поймой и Худой стороной, Барачным селом и Корабельной пустошью буравили, расталкивали воздух удивительные существа, которых будто незримый буксир тащил на тросах в сторону Ладмида.
— Не надо бояться моей аватары, — прошептал Айзеку и его спутникам безмозглый, глядя мутными, широко раскрытыми глазами. — Синтезировать голос я не способен, поэтому использовал брошенное за ненадобностью тело. Оно выловлено в реке и оборудовано для переговоров с теплокровными. Это я, — человек показал назад, на громадину конструкцию, сливавшуюся с грудами мусора, — а это, — погладил он себя по дрожащему боку, — мои руки и язык. Мозжечок удален, чтобы не нарушать деятельность тела противоречивыми импульсами. На его месте находится мой контакт. — Человек страшным движением запустил себе в череп пальцы и пощупал утопленный в мозгу кабель.