Затем показались три «обезьяны». Четвертая осталась в лазе — прикрывать тыл. Мотылек повернулся к конструкциям, как будто видел их без глаз.
— Он вроде чует их физическую форму и движение, да и наши, — прошептал Айзек. — Но без ментального излучения ничего интересного для себя не видит. Так, шевелится что-то, как ветки на ветру.
Конструкции разделились, чтобы приблизиться к мотыльку с разных сторон. Они не спешили, и чудовище не пугалось. Лишь слегка тревожилось.
— Пошли и мы, — тихо сказал Седрах.
И они с Айзеком медленно потянули к себе металлизированные шланги, соединенные со шлемами.
По мере приближения открытых концов шлангов мотылек все сильнее волновался. Вот он заметался вправо-влево, вот отступил поближе к яйцам, вот просеменил вперед на нескольких ногах, страшно скрежеща зубами.
Айзек и Седрах переглянулись и начали молча считать. На «три» они втянули концы шлангов в комнату. Дружно размахнулись и хлестнули, закинули оплетенную металлом резину в угол, на пятнадцать футов.
Мотылек точно ополоумел. Он шипел, пищал и блеял в самой отвратительной тональности. Он вздыбился, увеличился, весь ощетинился шипами экзоскелета — воплощенная угроза.
Глядя в зеркала, Айзек и Седрах невольно восхищались — тварь была красива в своем уродстве. Она распахнула крылья и повернулась к тому углу, где свернулись в кольца шланги. Узоры менялись, пульсировали, бесцельно расточали гипнотическую энергию.
Айзек обмер. Мотылек, хищно пригнувшись, заковылял к открытым концам шлангов. Сначала — на четырех ногах, потом на шести, потом на двух.
Седрах поспешил толкнуть Айзека к шару сонной дури.
Они пошли вперед. Миновали перевозбужденного, голодного мотылька, едва не коснувшись его. Видели, как растут в зеркалах отражения самого совершенного оружия мира животных. Пройдя, бесшумно развернулись и направились к сонной дури, но так, чтобы видеть в зеркалах мотылька.
Тот прошел через шеренгу конструкций, хлеща усаженным шипами хвостом; одну повалил, даже не заметив.
Айзек с Седрахом осторожно продвигались, следя в зеркала за тем, чтобы концы отводящих ментальные эманации шлангов лежали на месте, служа приманкой для мотылька. Две «обезьяны» следовали за монстром на небольшой дистанции, третья приближалась к яйцам.
— Быстрей! — Седрах толкнул Айзека к полу. Айзек нашарил нож на поясе, потерял секунды на возню с застежкой. Наконец вытянул клинок из ножен. Поколебался еще несколько мгновений, а затем плавно окунул в вязкую массу.
Седрах внимательно смотрел в зеркала. Мотылек, за которым неотступно шагали конструкции, с абсурдной целеустремленностью набросился на концы шлангов.
Как только нож Айзека прошел сквозь защитную оболочку яйца, мотылек выпростал пальцы и язык в поисках врага, чей разум источал вкуснейшие эманации.
Айзек намотал на руки полы рубашки и взялся за края разреза, чтобы разломить неподатливый шар пополам.
— Быстрей! — снова сказал Седрах.
Сырая, ненарезанная, чистая сонная дурь просочилась через ткань, у Айзека зачесались пальцы. Еще один рывок — и видна сердцевина шара. И в этой сердцевине — горстка яиц. Прозрачных, овальных, поменьше, чем куриные. Сквозь полупрозрачную кожицу проглядывалось изогнутое крючком тельце.
Айзек выпрямился и поманил стоящую поблизости конструкцию.
В противоположном углу комнаты мотылек схватил шланг, подставил морду под бьющий из него поток эмоций. Растерянно замотал башкой. Раскрыл пасть, раскатал мерзкий чуткий язык. Лизнул конец трубки, засунул в нее язык, жадно ища источник соблазнительного запаха.
— Давай! — велел Седрах.
Мотылек зашарил ладонями по металлической оплетке. Седрах вдруг побледнел. Но не поддался страху: расставил ноги пошире, встал поустойчивей.
— Давай же! — крикнул он.
Айзек встревожено оглянулся на зов.
Седрах неотрывно смотрел в зеркала. В левой руке держал заколдованный пистолет, целился назад, в мотылька.
Для Айзека будто замедлилось время, когда он посмотрел в свои зеркала и увидел в лапах мотылька тусклый шланг. А еще — руку с пистолетом, неподвижную, как у мертвеца. А еще — конструкцию, ожидающую приказа напасть.
Он снова глянул на кладку липких, влажно поблескивающих яиц. Уже открыл рот, чтобы прокричать команду «обезьянам», но, пока набирал воздух в легкие, мотылек подался вперед и со всех своих чудовищных сил дернул шланг.
Голос Айзека утонул в вопле Седраха и грохоте выстрела. Но авантюрист слишком поздно нажал на спуск. Зачарованная пуля врезалась в стену. Ноги Седраха оторвались от пола, шлем слетел с головы, прочертил в воздухе дугу и отлетел от стены. С машины сорвался провод.
Седрах тоже описал дугу, но не столь длинную.
Он рухнул, как только сорвался шлем. Пистолет отлетел в сторону, ударился о бетонный пол. О пол же с хрустом стукнулась и голова авантюриста, брызги крови рассыпались по слою пыли.
Седрах кричал и стонал, держась за виски и пытаясь сесть.
Его мозговые волны теперь расходились беспрепятственно. Мотылек обернулся, зарычал.
Айзек закричал на «обезьян». И как только мотылек заковылял с ужасающей быстротой к Седраху, две конструкции, стоявшие за спиной чудовища, одновременно бросились на него. Изо ртов вырвалось пламя, хлестнуло по телу мотылька.
Тот заверещал, и кисть кожистых плетей ударила назад, по конструкциям. Но мотылек не остановился, он по-прежнему надвигался на Седраха. На шее одной из конструкций захлестнулся щупальцевидный отросток, со страшной легкостью притянул ее к спине зверя. И тот швырнул «обезьяну» в стену так же свирепо, как только что поступил со шлемом.
Раздался ужасающий звук разрываемого металла.
Конструкция разлетелась на части, брызги горящего масла испятнали пол. Рядом с Седрахом плавился металл, трескался бетон.
Находившаяся возле Айзека конструкция плюнула в кладку яиц порцией крепкой кислоты. Те вмиг задымились, затрещали, зашипели, растворяясь.
Душераздирающий крик вырвался из глотки мотылька. Он сразу отвернулся от Седраха и устремился к яйцам. Хлеставший по сторонам хвост задел стонущего Седраха, и тот распластался в луже собственной крови.
Айзек яростно топнул по кладке разжижающихся яиц и тут же поспешил убраться с пути мотылька. Нога, выпачканная в мерзкой жиже, скользила. Но кое-как он доковылял до стены, держа в одной руке нож, а в другой — драгоценную машину, прячущую его мысли.
Вцепившаяся в спину мотылька конструкция снова дохнула на его шкуру огнем, и он заверещал от боли. Членистые руки простерлись назад, нащупали мучителя, без промедления сорвали его и грохнули об пол. Разбились стеклянные линзы, лопнул металлический кожух головы, разлетелись во все стороны проводки и контакты. А затем изувеченная конструкция улетела в сторону, упала на груду щебня.