Она купила оба платья. Продавщица уже давно молчала, лишь скривила нос, когда принимала хеприйские деньги.
Лин пошла по улицам Салакусских полей, на ней была одна из покупок — великолепно сидящее платье небесно-синего цвета, темнившее красновато-коричневую кожу. Ощущение как ощущение, не хуже, чем прежде, и не лучше.
На следующее утро она надела это же платье и пошла искать Айзека.
В то утро возле доков Паутинного дерева оглушительный крик приветствовал зарю. Всю ночь там работали докеры-водяные: копали, черпали, ровняли, расчищали. Удаляли многие тонны желированной влаги. Когда взошло солнце, из мутной пучины Большого Вара они появились сотнями и сразу приступили к делу. Зачерпывали широченными ладонями речную воду и отбрасывали в сторону. С воплями, с веселым кваканьем добрались до последнего слоя мутного студня в прорытом через реку рве. Его ширина превышала пятьдесят футов, длина достигала восьмисот. Огромная просека — от берега до берега. По краям были оставлены узкие водяные перемычки, а также на дне, чтобы не запруживалась река.
В траншее, на сорокафутовой глубине, кишели водяные. Скользкие толстяки ползали в грязи друг по другу, осторожно похлопывая ладонями по вертикальным срезам остановленной реки. Время от времени кто-нибудь, переговорив с товарищами, вдруг прыгал через их головы, мощно отталкиваясь задними лягушачьими лапами. Он пробивал стену поверхностного натяжения, нырял в нависающую воду и уплывал выполнять поручение. Другие торопливо восстанавливали позади него целостность преграды.
Посреди рва совещались трое плотных водяных. Время от времени кто-нибудь из них отпрыгивал или отползал, чтобы передать решение другим товарищам, а затем возвращался. Дебаты шли бурно. Эти трое были выборными руководителями забастовочного комитета.
Когда взошло солнце, водяные — и те, что на дне, и те, что по берегам, — развернули транспаранты. «Достойную зарплату — сейчас! — требовали они. — Не будет прибавки — не будет реки!»
К краям вырубленного в реке ущелья осторожно подходили лодчонки. Гребцы перегибались через борт, прикидывали на глаз расстояние от стенки до стенки и возмущенно качали головами. Водяные балагурили и хохотали.
Канал был прорыт чуть южнее Ячменного моста, у самого дока. Рядом стояли суда, одни ждали разрешения войти, другие готовились к отбытию. Ниже по течению, примерно в миле, в тлетворных водах между Худой стороной и Собачьим болотом, торговые суда удерживались нервозными морскими вирмами, моторы работали на холостом ходу. По другую сторону рва, возле пристаней и причалов, в каналах рядом с сухими доками, капитаны судов, прибывших из всех портов, вплоть до Хадона, раздраженно глядели на толпящихся забастовщиков и гадали, успеют ли привести суда домой в срок.
Чуть позже прибыли люди, портовые грузчики, и очень скоро обнаружили, что им обеспечен простой. Работы в доках нашлось немного, а суда, нуждавшиеся в погрузке-разгрузке, не могли подойти к причалам.
Небольшая группа людей, что вела переговоры с бастующими водяными, пришла подготовленной. В десять утра два десятка грузчиков перелезли через окружавшую доки ограду, подбежали к берегу и остановились рядом с пикетчиками, заквакавшими при их появлении чуть ли не истерически. Люди выдвинули собственный лозунг: «Человек и водяной — против олигарха!»
И те и другие принялись шумно скандировать. Обстановка накалялась. На территории доков, огражденной низкими стенами, группа людей устроила контрдемонстрацию. Штрейкбрехеры выкрикивали оскорбления по адресу водяных, называли их лягушками и жабами, издевались над бастующими людьми, обвиняли их в предательстве своей расы. Предупреждали, что водяные разорят док, тогда и людям придется несладко. Кое-кто принес литературу партии Три Пера. Между штрейкбрехерами и забастовщиками-людьми, тоже не стеснявшимися в выражениях, собралось немало растерянных, колеблющихся докеров. Они бесцельно бродили, потея и выслушивая аргументы обеих сторон.
Толпы росли.
На обоих берегах, в самом Паутинном дереве и в Сириак-Вэлл, собирались зеваки. Между ними сновало несколько мужчин и женщин. Они передвигались бегом, чтобы нельзя было их опознать, и раздавали листовки с логотипом «Буйного бродяги». Плотно набранный текст требовал, чтобы докеры примкнули к водяным, поскольку лишь так они могут добиться выполнения требований. Листовки циркулировали среди людей, их незаметно передавали из рук в руки.
В конце дня, когда нагрелся воздух, уже все больше докеров перебиралось через стену, чтобы примкнуть к демонстрации в поддержку водяных. Росло и число контрдемонстрантов, и росло довольно быстро, но все-таки за несколько часов забастовщиков прибыло гораздо больше.
И все же решительности не чувствовалось ни у одной из сторон. Толпа зевак все громче требовала переходить к действиям. Прошел слух, что обещал выступить с речью директор доков и что сам Рудгуттер грозился прилететь и разобраться. Все это время находившиеся в воздушном каньоне водяные сдерживали колеблющиеся стены. Временами какая-нибудь рыба пробивала граничную плоскость и падала на землю, трепыхаясь, или придрейфовывал полузатонувший мусор. Водяные все отправляли обратно. Работали они посменно, то и дело кто-нибудь нырял и уплывал чинить наверху стены. Другие со дна реки, покрытого ржавым металлоломом и толстым слоем ила, ободряли криками бастующих людей.
В полчетвертого, когда солнце вовсю палило сквозь немощные облака, к докам приблизились два воздушных судна, с севера и юга. Толпа заволновалась, по ней разлетелся слух о скором прибытии мэра. Потом были замечены третье и четвертое воздушные суда. Они продвигались над городом прямым курсом к Паутинному дереву.
Тени этих дирижаблей легли и на речные берега.
Толпа зевак тихо подрассосалась. Зато бастующие стали выкрикивать лозунги вдвое громче.
Без пяти четыре воздушные суда зависли над доками, образовав букву «X» — тяжелый знак угрозы. В миле к югу появился еще один дирижабль, завис над Собачьим болотом, по ту сторону громадного речного колена. И забастовщики, и штрейкбрехеры, и зеваки козырьком прикладывали ко лбу ладонь, смотрели вверх, на пулеобразные, как у охотничьего кальмара, корпуса.
И вот воздушные суда принялись снижаться. Они приближались к толпе, выдерживая скорость; уже видны детали конструкций, и от наполненных газом громадных оболочек явственно веет угрозой.
В четыре часа из-за окружающих крыш выплыли привычные глазу органические тела. Они вынырнули из раздвижных дверей на вершинах паутинского и сириакского милицейских штырей, относительно небольшие башни не были соединены с паутиной воздушных рельсов.
Невесомые создания покачивались на ветру. Вот они поплыли, на первый взгляд бесцельно, но приближаясь к докам, и небо вдруг заполнилось тварями. Были они большие и мягкотелые, каждая представляла собой сплетение раздутых тканей в морщинистой, складчатой коже, с кратерами и капающими отверстиями. Летевший в центре зверь в диаметре имел около десяти футов. Каждым из существ управлял человек, наездника можно было разглядеть среди упряжи, что оплетала тучное тело зверя. Под туловищем висела бахрома щупальцев, ленты ноздреватой плоти; футов сорока, а то и больше в длину, они доставали до земли.