Флаер спустился на взлетную площадку за домом, приподнятую над начинающимся приливом. Ким вылезла и минуту устало постояла, слушая море. Дома на острове были темными, кроме дома Дикенсонов, где все еще праздновали Новый год. А на берегу горели костры – мальчишки, наверное.
У нее был трудный день, она устала и была рада оказаться дома. Только Ким подозревала, что дело не в шестнадцати часах, которые она не была дома, скорее дело в том, что она знала: сегодня что-то важное пришло к концу. «Маяк» включен, и пиаровской стороной проекта теперь займется кто-то другой. А она вернется к своей работе по добыванию фондов. Чертовски хилая карьера для астрофизика. Но факт тот, что она в специальности не блещет, зато обладает несомненным талантом уговаривать людей становиться спонсорами.
Черт побери.
Она направилась к дому, и кеб взлетел. Зажегся свет, перед Ким открылась дверь.
«Добрый вечер, Ким, – сказал Шепард. – Я вижу, программа прошла удачно».
Шепард – это был ИР дома.
– Да, Шеп, все нормально. Насколько мы знаем, все идет по плану.
Как и любой ИР, Шепард теоретически не обладал самосознанием. Все это была имитация. Настоящий искусственный разум не поддавался науке, и существовало общее убеждение, что он невозможен. Но трудно было понять, где кончается имитация и начинается ИР.
– Конечно, еще часов двенадцать мы не будем знать точно.
«Тебе звонили несколько раз, – сказал он. – В основном с поздравлениями».
Он показал список имен – почти все друзья и коллеги и несколько родственников.
– А тот по крайней мере один, где не было поздравлений? – спросила она.
«Этот тоже тебя хвалил. Но звонил он не поэтому. Это был Шейел Толливер».
Шейел? Имя из прошлого. Шейел был преподавателем истории в университете, когда она там училась. Великолепный учитель, и он заинтересовал ее, хотя ее специальностью была физика. Тогда ей было плохо, погибли ее родители при аварии флаера – первой, зарегистрированной в Сибрайте за пять лет. Она была на втором курсе, и Шейел ей помог. Он был всегда готов с ней общаться, если ей надо было поговорить, ободрял ее, внушал уверенность в себе и в конце концов заставил в себя поверить. Но это было пятнадцать лет назад.
– Он сказал, чего он хочет?
«Сказал только, что хочет с тобой говорить. Мне кажется, ему не очень хорошо».
– Где он?
«В Темпесте».
За триста километров отсюда.
Ей было приятно, что он ее помнит. Но трудно было понять, почему он позвонил через столько лет.
– Действительно, странно, – сказала она.
«Он просил тебя позвонить, как только вернешься домой».
Она посмотрела на время. Час ночи.
– Утром позвоню.
«Ким, он высказался совершенно точно».
– Это может подождать. Наверняка он не ждет, что я буду звонить ему среди ночи.
Она пошла на кухню, сделала себе кофе, поболтала с ИРом еще минут двадцать и решила лечь спать.
Она приняла душ, выключила свет и постояла у окна, глядя на волнорезы. Альфа Максима ушла за крышу, и ее не было видно. Костер на берегу был брошен, но еще не погас. Ким смотрела на взлетающие в ночь искры.
«Красиво», – сказал Шепард.
Что-то не давало ей покоя, и она не могла понять что. Отлив прекратился, но еще не сменился приливом, и море стихло. Можно было даже представить себе, что океана там вообще нет, что он ушел во тьму вместе с Эмили.
В этот вечер ей никак не удавалось избавиться от воспоминаний о сестре. В последний день они резвились в прибое. У них был резиновый морской конек, с которого Ким все время соскальзывала. Эмили, спасай! И красивая женщина, чью внешность ей предстояло когда-нибудь унаследовать, каждый раз делала вид, что испугалась, и с шумным плеском кидалась ее спасать. И то, что когда-нибудь Ким предстоит стать Эмили, наполняло ее невозможным счастьем. У них были фотографии Эмили в семь лет, и мама всегда при виде их качала головой. «Посмотри, разве это не Ким?» – говорила она, хотя хорошо знала, чьи это фотографии.
А в конце того дня Эмили сказала, что уезжает на год и три месяца. Для ребенка – целая вечность. Ким разозлилась и не разговаривала с ней в такси всю дорогу до дома.
Больше она сестры не видела. И не было за эти годы ни одного дня, когда ей не хотелось бы вернуть эту поездку в такси.
Через несколько месяцев, когда она собиралась в школу, мама усадила ее и сказала, что случилось кое-что, еще точно не известно, что именно, но…
Ее не смогли найти. Эмили должна была приехать домой, и она вернулась на Гринуэй раньше времени. Она вышла из космопорта в Терминал и села в такси с еще одной женщиной, чтобы ехать к себе в отель. Но туда она не приехала. И никто не знал, что произошло.
Кто-то шел по берегу – женщина с собакой. Несмотря на холод. Ким смотрела, как они скрылись за изгибом отмели, и пляж снова опустел.
– Да, Шеп, красиво, – сказала она.
Потом натянула пижаму, которая, конечно, была подключена к системам Шепарда и могла создавать разнообразные ощущения. Шторы зашелестели под внезапным бризом, когда она забиралась в кровать. Шепард отключил свет.
«Включить тебе программу, Ким?» – спросил он.
– Да, пожалуйста.
«Выбрать мне самому?»
Обычно она предоставляла ему выбор. Так интереснее.
– Да.
«Спокойной ночи, Ким», – сказал он.
* * *
Сайрес говорил извиняющимся голосом.
– Ким, – сказал он, – введение корабля в звезду не получается. Значит, все программирование бесполезно.
В приглушенном свете центра управления он был до невозможности красив.
– Это значит, что заряд взорвать не удастся.
– Верно.
Она поглядела на экраны, на Альфу Максима.
– Времени переписывать программу нет.
Он кивнул:
– Работа провалилась.
– Может быть, и нет, — сказала она. – Если нажать изо всех сил, можем успеть.
– Ким, мы оба знаем, что это невозможно. — Он поглядел на нее широко открытыми глазами. – Давай признаем, что усилия бесполезны и воспользуемся моментом.
– Сайрес…
– Я люблю тебя, Ким. И какое нам дело, взорвется звезда или нет?
Шепард разбудил ее в семь. Апельсиновый сок и тосты были уже готовы.
«Знаешь, – заметил он, – его нельзя назвать человеком ответственным, твоего командира».