– Слишком близко, – сказала Ким. – Назад еще на пару минут.
– Да это просто мощность подсела, – сказал Солли.
– Может быть.
В ускоренном обратном показе Солли резко отступил назад, седло полетело к нему, он поймал его и поставил на корпус корабля. Закрепил монтировкой.
Солли, который в окне, возился с седлом. Открылся круглый глаз.
– Вот, – сказала она. – Стоп, Хэм. Крути теперь вперед.
Солли отложил шлем, стянул скафандр и сел стаскивать ботинок.
Стойка датчиков зарябила снова.
– Придержи, Хэм, – сказала Ким.
Солли наморщил лоб. Они несколько раз прогнали этот кадр, потом перешли к тому кадру в воздушном шлюзе, когда гасла и зажигалась желтая лампа и расплывалась панель управления. Казалось, она чуть сложилась и потемнела, будто что-то проплыло перед ней, будто пространство, ею занятое, непонятным образом изменилось.
– Вот это, – спросила Ким, показывая на монитор, – это здесь нормальное явление?
– Нет. – Солли переключился на передний имиджер корпуса, прогнал запись назад, и они посмотрели весь сценарий под другим углом.
Пакет датчиков был теперь впереди, Солли за ним. И на этот раз зарябил Солли.
– Не понимаю, – сказал он.
Ким почувствовала, как сердце заколотилось быстрее.
– А я боюсь, Солли.
Раздев Эмили, они увидели, что она разрезана у талии почти пополам. Плоть обуглилась, торс почти распался, но крови не было.
– Они обмыли ее перед тем, как отправить наружу, – сказал Солли, накрывая изувеченное тело простыней.
– Что это могло быть? – спросила Ким.
– Может быть, лазер, – сказал Солли неуверенно. Труп они положили обратно в контейнер, и Ким напомнила себе, что теперь она хотя бы знает. Но это слабо утешало.
Анализ записей не дал никаких намеков на то, что произошло в шлюзе, если там вообще что-то произошло. Игра света, может быть, или возмущение пространственно-временного континуума. В конце концов, Солли-то был снаружи корабля. Может быть, при открытии люка в гиперпространстве возникают побочные эффекты. Никакое другое объяснение не вырисовывалось. И потому они постарались выбросить это из головы и возобновить обычную корабельную жизнь. Разговоры сосредоточились на том, как их могут встретить дома. Полицией или почетным караулом? Ким держалась непоколебимого оптимизма. Не отдавать же под суд людей, которые ответили на величайший вопрос науки и философии всех времен. Солли, у которого было больше жизненного опыта, считал, что от этого Агостино только больше разозлится.
– Потомки нас, конечно, оценят высоко, – говорил он, – но у современников может оказаться другой взгляд на вещи. Помнишь Колумба?
– А что?
– Умер в испанской тюрьме.
Но Ким считала, что Агостино постарается выдоить из экспедиции все что можно, чтобы это с самого начала выглядело как экспедиция института. Если так, то им за свою карьеру волноваться не придется – надо только ему в этом помочь.
Ким искренне считала свой интерес к науке бескорыстным, вызванным только желанием раздвинуть границы знания, влиться в коллективный труд. Она считала, что делает это не для себя. Но не допускала и мысли, чтобы кто-нибудь присвоил себе славу за все то, что она сделала ценой таких трудов и опасностей.
На пятый вечер после Алнитака Ким, погруженная в свои мысли, принимала душ перед ужином.
Поскольку на борту было всего два человека, не было необходимости беречь воду. Ким прополоскала волосы и вытирала лицо, еще не открыв глаза, когда ощутила в комнате какое-то движение.
– Солли? – спросила она.
Однажды он тихо вошел, когда она была под душем, и воспользовался возможностью, завернув Ким в занавеску душа и нежно поглаживая через прозрачный пластик.
Но он не ответил, а когда она открыла глаза, никого не было.
Ким не стала об этом думать, оделась и вышла к ужину, который состоял из цыплят, фруктового салата и поджаренного хлеба. Они с Солли вели небрежный разговор, когда внезапно заговорил Хэм:
«Солли, я теряю контроль над некоторыми своими функциями. Они куда-то переадресованы. Другому диспетчеру».
– Не может быть, – сказал Солли. – У тебя что, вирус?
«Причину трудно определить, Солли».
– Какие системы от тебя уходят?
«Трудности со связью, диагностикой, жизнеобеспечением. Разрушение продолжается в момент нашего разговора».
– Хэм, чем можно выправить ситуацию?
«Не знаю. Можете рассмотреть переход на ручное управление. Если процесс продолжится, я вскоре стану ненадежным»
– А мы можем? – спросила Ким. – Можем перейти на ручное?
– Вполне, – ответил Солли. – Это только значит, что придется самим щелкать тумблерами. И, может быть, ободрать краску при входе в док. А в остальном – без проблем.
Но вид у него был встревоженный.
Они докончили ужин, уже не в таком безмятежном настроении, как раньше, и пошли в кабину пилота. Ким прихватила с собой поджаренный хлебец.
Солли снял панель с надписью «Отключение автоматики».
– Хэм, – сказал он, – я буду с тобой периодически связываться. Постарайся локализовать неисправность и устранить ее.
«Понял, Солли. Я прилагаю для этого усилия». Пальцы Солли коснулись рукоятки тыквенного цвета и подали ее вперед. Зажегся ряд оранжевых ламп.
– Пилот начинает отрабатывать зарплату, – сказал Солли.
– И что мы теперь будем делать? – спросила Ким.
– Отдыхать. – Он показал на консоль навигатора, встроенную в стол. – Если увидишь здесь красный сигнал, а меня не будет, позови.
– А если что-нибудь случится, разве не включится сирена?
– Или да, или нет. Если в системе вирус, все становится ненадежным. – Он заметил сомнение на лице Ким и добавил: – Ты не волнуйся. Все будет нормально.
– То есть?
– Корабль все равно еще достаточно сильно автоматизирован. Он будет греть воду, готовить еду, подзаряжать топливные элементы. Разница только в том, что теперь, если чего-то захочешь, придется нажимать кнопки. – Он замолчал, обдумывая ситуацию. – Если будет различие между заданными условиями и реальными условиями, корабль может не заметить разницы. А это значит, что время от времени надо будет переключать термостат. Проще простого, только некоторое неудобство.
Ким долго собиралась с духом, чтобы задать мучивший ее вопрос.
– Солли, – сказала она, – как ты думаешь, может ли быть… – Она замялась. – Может ли быть – что? – Что вирус взялся с того предмета?