Тор пошел в душ. Хатч почистила зубы и решила отложить душ на утро. Она переоделась в прозрачную ночную рубашку, думая, что этот день ст?ит как следует отметить. Но как только легла в кровать, ее глаза закрылись, а голова опустилась на подушки.
Тьюки взрывались разными сериями. По-видимому, системой. Немного тут, немного там. Почему?
Хатч встала, вышла из спальни и уставилась вниз на гостиную, очертания которой едва виднелись в мягком мерцании ночника.
– Что случилось? – Тор внезапно появился рядом с ней.
– Что ты сказал?
– Я спросил, что случилось. – Он натягивал на плечи халат.
– Нет. Перед этим.
Он пожал плечами.
– Не знаю.
– Ты сказал: «Когда ты на вершине мира – цени это». Или что-то в этом роде. А еще раньше – что нам лучше сесть возле двери. Это я и собираюсь сделать.
Руки Тора неуверенно дотронулись до ее плеч.
– Присцилла, любовь моя, о чем мы сейчас говорим?
– Точка обзора. Мы искали систему, сидя внутри нее. Джордж?
– Да, Хатч?
– Джордж, я хочу снова запустить программу.
– С перспективой откуда?
– Попробуй из точки над Рукавом Ориона. Примерно двадцать тысяч световых лет.
Тьюки взрывались в восхитительном ритме: раз-два-три; величественные вспышки с интервалом в несколько секунд. Шесть последовательных синих взрывов рядом с фотографией Морин и череда зеленых, полыхнувших с идеальной синхронностью, вверх и вниз зигзагом прямо над креслом. И еще четыре кроваво-красных, как глаза вампира, возле окон.
Это продолжалось бесконечно. Явно чего-то не хватало. Большая часть отсутствовала. Если Хатч правильно предполагала, то все облака со временем должны включиться в это невероятное световое шоу. Произведение искусства. Увиденное ими было всего лишь парой фрагментов, редкими аккордами. И тем не менее было грандиозно.
– Боже мой, – сказал Тор.
– Вот так все выглядело бы, если бы ты сидел в шестнадцати тысячах световых лет над Млечным Путем и у тебя было бы иное чувство времени. И тебе нравились бы фейерверки.
– Но кто?..
– Не знаю. Может, они давно мертвы. Может, нет. Но, подозреваю, кем бы они ни были, они не очень умны.
– Не может быть, – возразил он. – Посмотри, какие технологии они используют.
Хатч смотрела вниз на грандиозность Млечного Пути, смотрела, как объекты Тьюксбери мерцают в своеобразном световом танце, и думала, что это одна из самых красивых и величественных картин, какие она когда-либо видела.
– Ну, – произнесла она. – Не очень умны. Или им до лампочки. Выбирайте сами.
...Мы продолжаем вкладывать средства в межзвездные путешествия.
Вопрос, который никто никогда не задает, – зачем нам это делать. Какую возможную выгоду получит человечество оттого, что сможет посетить альфу Серенгети или еще какое-нибудь подобное место. Нам говорят, что знание ценно само по себе. И что в этом есть практическая польза. Что домашние ИИ работают лучше, поскольку мы можем передвигаться быстрее света. Мы больше узнали о питании, мы иначе не создали бы искусственную гравитацию, наши ботинки стали удобнее и мы лучше поняли собственную психологию, исключительно потому что некоторые из нас отправились в эту невероятную даль.
Но какое из перечисленных выше преимуществ нельзя было бы обеспечить прямыми исследованиями? И кому вообще понадобилась бы искусственная гравитация, если бы нам хватило ума остаться дома?
Еще мы хотим найти новую Землю. И можно резонно возразить, что нам она не нужна.
Возможно, пришла пора положить этому конец и переосмыслить весь этот труд. Прежде чем отборные безумцы, которым хочется отправиться на эпсилон Эридана за счет налогоплательщиков, разорят нас всех.
«Парижское обозрение», 27 декабря.
Библиотека наконец была готова принять свитки, которые Парси спас в ночь бури.
Стены были обновлены, пол заменен. Принесли новые столы и стулья; стойку сделали заново. Установили новые ставни, дар одной из многих групп поддержки. Им жертвовали лампы, ручки и пергамент. Некоторые из погибших в ту ужасную ночь оставили завещания в пользу библиотеки. Парси заказал статую Ликонды, чтобы установить при входе.
Тупело и Якким вошли со свитками, которые до того бережно хранились у них дома. На следующий день должна была состояться церемония повторного открытия, и Парси твердо решил, что библиотека должна выглядеть хорошо. На стенах висели две новые карты взамен уничтоженных. Свитки вернутся во внутреннюю комнату, где они снова станут доступны, а еще два новых комплекта – историю развития мысли этого века, написанную Пелимоном, и сборник эссе Риката Домо, – пожертвует Общество переписчиков. Чтобы еще лучше отметить это событие...
...Что это?
Якким тоже это увидел. На столе, на рабочем месте библиотекаря, лежал цилиндр.
– Откуда это взялось? – спросил Якким. – Вчера его тут не было.
Тупело нахмурился. Парси знаком велел ему открыть цилиндр.
Внутри был свиток.
– Наверное, опять пожертвование, – предположил Якким.
Тупело развернул пергамент. Парси, который знал работы всех мастеров-переписчиков, не узнал почерк.
– Может, оставил кто-то из рабочих, – предположил Тупело. Он протянул пергамент Парси.
– Это очень странно, – сказал тот.
– Пьеса, – объявил Якким. – Но я не знаю такого автора.
Парси тоже не знал. Вот список персонажей, вот место действия. Царский дворец в Фивах. Он долго изучал страницу, вчитываясь в строки. Форма пьесы была необычной.
– Где это – Фивы?
Тупело не имел представления.
– Наверное, это вымышленное место. Его не существует. – Якким заглянул через плечо Парси. – Что нам с этим делать? Добавить к вкладам?
– Я поспрашиваю. Посмотрим, может, кто-нибудь о нем знает. – Он положил свиток. Название тоже странное. Антигона.
– Антигона? Чудное слово.
– Это имя одного из персонажей.
– Придумают же такое.
– Действительно. – Парси огляделся. – Что ж, у нас много дел. Посмотрим это позже.
– Макао, меня зовут Таскер. Я гость в Кулнаре. Никогда не слышал раньше, как вы говорите, но завсегдатаи сказали, что вы склонны к преувеличению.