Под знаком полумесяц | Страница: 8

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Конечно, я обязана была подстраиваться под мужа, кормить ребенка, следить за нашей квартирой и вообще быть идеальной супругой. Я оформила декретный отпуск, чтобы самой кормить девочку и быть рядом с ней в первый год ее жизни. Анвера это интересовало меньше всего. По-моему, ему вообще было все равно — хожу я на работу или сижу дома. У нас была домработница, которая готовила и убирала квартиру. Разумеется, ей тоже платил за работу отец Анвера. К концу первого года у меня прекратились месячные, и я поняла, что возможно рождение второго ребенка.

Ну а дальше произошла трагедия, которая круто изменила мою жизнь и мою судьбу. Но расскажу все по порядку. Через некоторое время я почувствовала характерные изменения и поняла, что жду второго ребенка. На этот раз все были убеждены, что я обязательно должна родить мальчика. Я была уже на шестом месяце беременности, когда к Анверу приехал его друг из Дербента. Два дня они вместе отдыхали и развлекались, а при расставании наш гость предложил в конце месяца приехать к нему. Я еще тогда подумала, что это вежливая форма прощания. У нас на Востоке не всегда нужно всерьез принимать все слова, которые вам говорят. Например, есть такое идиоматическое выражение, которое дословно переводится «Да буду я твоей жертвой». Так иногда даже мать может сказать сыну или близкий человек очень близкому человеку. На самом деле жертвой быть никто не собирается и эти слова вполне можно заменить словами «Дорогой мой». Но так принято говорить. Вообще, восточный цветастый стиль очень характерно проявляется как раз в этом случае. Я все-таки по образованию филолог. Или наши пословицы, поговорки. Есть такие интересные выражения. Если дословно перевести получится — «Мои глаза не пьют воды его глаз», а на самом деле это означает, что я не доверяю этому человеку.

Почему я об этом вспомнила? Как раз потому, что приехавший к нам Мустафа предложил нам с Анвером побывать у него в гостях. Нужно было вежливо его выслушать и все. Но Анвер загорелся желанием поехать в Дербент. И утром в субботу мы выехали на нашей машине в сторону Дагестана. Я словно чувствовала какую-то опасность и очень не хотела туда ехать. Но Анвер буквально настоял на нашей совместной поездке, сумев уговорить меня поехать вместе с ним. До границы мы доехали без происшествий. Повсюду были хорошо отремонтированные трассы, новые бензоколонки, современные магазины. Правда, на границе пришлось довольно долго ждать, пока пограничники и таможенники договорятся и пропустят нашу машину. На российской границе все повторилось в еще худшем исполнении. Там нас продержали еще больше. Меня даже обыскали, объяснив, что под видом беременных женщин сейчас часто появляются «шахидки», которые готовы в любой момент выступить в роли живой бомбы. Но вот наши мытарства закончились, и мы направились в Дербент. Мустафа встречал нас при въезде в город. Конечно, нам отвели лучшую комнату, накрыли царский стол и всячески пытались угодить. Интересно, что в Дербенте живет очень много азербайджанцев, а в нашем Хачмасе, находящемся на нашей территории, соответственно проживает много лезгин. И вообще, любые государственные границы в подобных местах всегда носят достаточно условный характер, ведь на протяжении тысячелетий азербайджанцы и лезгины жили рядом, перемешиваясь друг с другом. Как, впрочем, и многие другие народы.

Мы заснули поздно ночью, а утром Мустафа повез нас за город, к своему старшему брату, который работал заместителем начальника городской полиции. Думаю, что вы уже догадались, что именно там произошло. Несчастный Дагестан, там теперь даже руководители местных отделений почты или собеса вынуждены ходить с охраной, а в городах иногда устраивают откровенную «охоту» на участковых или сотрудников полиции в форме. Ненависть, которая зародилась при распаде бывшего Советского Союза и во время двух войн в Чечне, никуда не делась. Она выплеснулась за границы собственно самой Чечни и стала проявляться в Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, на всем Северном Кавказе, доползла до Москвы и других российских городов. И в самой страшной форме проявилась в Дагестане, где, если сказать правду, вот уже несколько лет идет настоящая война. Война всех против всех. Когда предают свои, сдают близкие, подставляют друзья, саботируют товарищи и все не ради мифического исламского эмирата или каких-то высоких целей, а ради конкретных денег, конкретной прибыли, конкретной выгоды. Если убивают ответственного чиновника, то все знают, что это не всегда ваххабиты или террористы, хотя исполнителями могут быть и они. Но за такими убийствами очень часто стоят просто конкуренты или еще хуже, первые заместители этих чиновников, которые справедливо рассуждают, что смерть их руководителей спишут на отморозков, а освободившееся место достанется им. И поэтому с удовольствием делятся не только информацией, но еще и платят деньги, обеспечивают надежной связью, предоставляют транспорт. Они не считают себя подонками и предателями. Они прежде всего обычные «бизнесмены», которые таким образом убирают своих руководителей, перераспределяя денежные доходы на свой карман. И все об этом в Дагестане прекрасно знают. Но каждый раз предпочитают говорить гневные слова о террористах, приехавших арабских наемниках и других бандитах. Самое смешное, что почти со всем бандподпольем на своей территории может покончить обычный участковый. Но тогда не будет никаких дополнительных преференций, очередных званий и выдвижений. Бандиты выгодны всем. И своим руководителям, и тем, кто платит их руководителям, и тем, кто их перекупает, и тем, кто с ними якобы борется, получая деньги на антитеррористическую деятельность, и так далее по всей цепочке.

Поэтому не стану долго об этом рассуждать. Мне достаточно больно об этом вспоминать. Просто расскажу, что когда мы подъехали к дому старшего брата Мустафы, он сам выехал, чтобы нас встретить. В его внедорожнике сидели водитель и охранник. Но старший брат Мустафы вышел из автомобиля, чтобы приветствовать гостей. Именно тогда, когда мы остановились. Наша машина встала с другой стороны, и я вышла из салона, оказавшись почти рядом с хозяином. И именно в этот момент прогремел взрыв. Какой-то смертник, очевидно, долго ждавший этого момента, взорвал себя, подъехав к нам на максимально близкое расстояние. Все, кто был во внедорожнике старшего брата Мустафы, вместе с хозяином погибли на месте. Мустафа и мой муж были легко ранены, а мне осколок попал прямо в живот. Это был даже не осколок, а какой-то обрубок болта. Интересно, о чем думают эти нелюди, когда начиняют свои бомбы болтами, гвоздями и арматурой, чтобы поразить как можно большее число людей? И как бы они отреагировали, если бы на моем месте были их матери, сестры, дочери? Или они не хотят понимать, что среди погибших тоже есть чьи-то родные и близкие? А если не хотят понимать и делают это намеренно, то можно ли их считать нормальными людьми, ведь они деловито и аккуратно готовятся к этим террористическим актам, начиняя свои бомбы этой разнообразной металлической «начинкой».

От боли я потеряла сознание и уже ничего не видела. Рассказывали, что меня почти сразу отвезли в больницу. Там был опытный врач, старик, который раньше работал в Майкопе и хорошо разбирался в подобных ранениях. В общем, меня спасли. А ребенка, своего будущего мальчика, я потеряла. Говорят, что Анверу долго не решались говорить о судьбе погибшего ребенка, ведь он так хотел мальчика. Один из врачей потом рассказал, что мне очень повезло. У меня было тренированное тело спортсменки, и поэтому я выжила. Выжила, но потеряла своего ребенка.