– Экая невидаль! Собак с каменного века у дома привязывают! А кирпич всю жизнь оранжевый, мать твою!
– Вообще-то и сосны с палеозойской эры на Земле растут! – хрипло прокричал Мартынов. Ему сейчас нужен был шум. Было бы еще лучше, если в воздухе раздалась бы автоматная очередь…
– Так как же ты найдешь Малькова? Андрей, я теряю терпение. – Гулько поводил головой, как конь, у которого затекла шея. – Ты знаешь что-то важное, и пялишь меня тут, на солнышке, как лоха! Шняга какая-то – сосны, собаки!.. Фома!
За время стояния у того отяжелели руки и ствол автомата опустился вниз. После вскрика Гулько тот сморкнулся на землю и снова поднял «АКМ». Андрей увидел, как Маша в полумраке тонировки прижала к груди кролика.
– Ты отволтузил «пехотинца», который поднял руку на женщину, а сейчас хочешь эту женщину убить? – Он не узнавал своего голоса. – Я не верю.
– Ты сам разрешил. Забыл? Фома…
Очередь из нескольких патронов заставила Мартынова дернуться всем телом…
Гильзы уже давно замерли в траве, а в воздухе до сих пор стояли клубы серой пыли. «Восьмерка», присев и шипя, стала наклоняться к правому переднему колесу.
– Дождя давно не было, – поморщился Гулько. – Дышать нечем. У вас там как с погодой, в Америке?
– Засуха, – кашлянув, выдавил Андрей, разглядывая взбугренную калибром 7,62 землю перед машиной. Поймав на лету опускающуюся травинку, сунул в рот и перевел взгляд на женщину. – Гулько, ты только что нарушил закон и заработал «кровника». Посмотри на женщину.
Маша сидела, прижав ладони к груди, и кролика в ее руках уже не было видно. Наверное, он лежал на коленях или скатился под ноги.
– Мария мужественная женщина, – заметил Рома. – Она вела себя достойно, Мартынов. И даже не плакала, когда мой врач обрабатывал ей на лице рану перекисью водорода. А ты знаешь, как бывает больно, когда рану обрабатывают перекисью водорода? Андрей, ты должен был заметить, что я сделал с человеком, прикоснувшимся к твоей даме. И так всегда я делаю со всеми. Я не бью женщин, но вот пугать… Иногда пугаю. Про запрет этого в законе нет ни слова. Или ты про мусорские законы речь ведешь?
Он еще хотел что-то добавить, но, бросив взгляд на трассу, осекся на полуслове. Его лицо перекосила волна ярости, и Мартынов заметил, как тот лихорадочно обдумывает дальнейшие действия. Трассу, мигая проблесковыми маячками, на огромной скорости пересекали две «шестерки» и «девятка», получасом раньше стоявшая на той стороне дороги…
– Гад!.. – рванулся всем телом Гулько к Андрею…
Не давая тому закончить разворот и твердо стать на землю, Мартынов обрушился на него всем телом и сбил с ног. Запутавшись в переплетении собственных конечностей, стокилограммовый Рома всем весом рухнул на Фому.
Машины были совсем рядом…
Первым на ногах оказался Фома. Вскинув автомат, он тут же направил его в сторону американца. За эту очередь его, Фому, простят в любой зоне мира…
Сделав длинный выпад вперед, Андрей носком мокасина выбил магазин с остатком патронов, который, сверкнув в воздухе стертыми гранями, завертелся в воздухе. Заканчивалась секунда его рывка, и Мартынов, падая уже почти на шпагат, ударил подошвой того же правого мокасина по затвору автомата. Латунный блестящий патрон, отражаясь из приемника, описал в воздухе параболу и врезался в траву. Нажимая на спуск, Фома опоздал на тысячные доли секунды. Все, что ему оставалось, это глупо смотреть на спусковой крючок, который под нажимом его пальца без усилий ходил назад-вперед… В войсках связи, где он когда-то служил, учили заряжать и разряжать свой автомат, чтобы охранять державу от посягательств вероятного противника. Но он впервые в жизни увидел, как оружие в его руках разряжает сам вероятный противник.
Оказавшись на земле и слыша топот, сопровождаемый криками, Мартынов привычно лег на землю и положил на затылок руки. Уже никто не тронет. Эти, которые орут, как чайки, «УБОП!», «На землю!», бить теперь будут тех, кто в машинах.
– Мартынов, – шепнул Гулько. – У меня чувство какое-то было, что ты ссученный…
– Я тут ни при чем, – так же тихо заверил Андрей Петрович. – Это у тебя в бригаде говоруны у ментов харчуются.
– Мои люди слова не скажут!
– Лежать! Пасть закрыли! – раздалось над их головами…
– Особенно толстяк у тебя молчаливый, – выждав паузу, продолжил разговор Мартынов. – Так напрягся для молчания, аж обоссался…
Андрей получил удар в бок ногой от защитника правопорядка…
– Дай ему еще, – попросил Рома невидимого Андрею борца с оргпреступностью и щелкнул на затылке пальцами.
По всей видимости, тот чего-то недослышал или понял неправильно, но через мгновение Гулько заработал точно такой же удар.
За все время захвата прозвучало три одиночных выстрела и длинная автоматная очередь. По всем направлениям «розы ветров» слышалась возня, маты, перемежаемые вскриками, и глухие удары. Когда стало тише, над ними прозвучал знакомый обоим голос:
– Те же, без азербайджанцев. Кто из вас пчелка, а кто медом намазан? Или это просто я – муха?
«Метлицкий, – усмехнулся про себя американец, – все правильно, значит, с телефоном я не ошибся».
– А ты почто, Рома, людей бьешь и стрельбу устраиваешь? – подал голос с земли Гулько и даже осмелился приподнять голову. – Что за беспредел? Я жаловаться буду, блин.
– Ну, да, ну, да, – неопределенно выразился Рома Второй. – Не засыпь прокуратуру бумагой. Андрей Петрович, кто сидит в этих белых «Жигулях»?
– Моя приятельница, – уложив подбородок на руки, как на пляже, буркнул Мартынов. – Где, кстати, консул? Или он среди этих, в масках?
Метлицкий вздохнул и развернулся к операм.
– Ладно. Значит так, этого – в мою «шестерку», этого – в «девятку». Пацанву растасовать по тачкам и – в Управление.
– Роман Алексеевич, вы закон нарушаете, – заметил Мартынов, пытаясь рассмотреть с земли сидящую в машине Машу.
– А я всегда нарушаю закон, потому что это один из способов борьбы с организованной преступностью.
– Не льсти мне, – попросил Гулько, которого поднимали с земли, как мешок картошки. – Скажешь тоже – «оргпреступность»… Адвоката давай, безотцовщина! Андрюха, тебя куда? В «девятку» или «шестерку»?
И тут произошло то, что совсем недавно Мартынов назвал «форс-мажором». То есть непредвиденным. Иначе говоря, об этом и подумать-то никто даже не мог.
Гулько сорвался.
Струна, которая все это время натягивалась внутри него, разорвалась в самый неожиданный для всех, включая, наверное, и его, момент. Одним движением выхватив из открытой кобуры пистолет Макарова, он так же молниеносно выбросил руку в сторону Метлицкого.
И тут Мартынов увидел, что Метлицкий тоже направил свой пистолет в голову Гулько…