– Извините, фрейлейн, – негромко заговорил сидевший в углу на обитом бархатом стуле невысокий седобородый мужчина в очках, – но вполне, по крайней мере я так думаю, могут помочь собранные в правильную фигуру камни Ахас ба Ванунга. Насчет вечной жизни ничего не могу сказать, ибо не стану лгать, не верю в это ни как человек, ни как имеющий профессорскую степень ученый. А вот излечение многих болезней вполне возможно. Ибо, как мы поняли, камни созданы по семи категориям жизни, сейчас мы пытаемся понять, что такое эти категории жизни, но увы, – смущенно проговорил он. – Нам сие не удается. Так вот, – продолжил он, – уже известны случаи излечения болезней светотерапией. Единичные случаи, но они есть, и это признает наука. Поэтому сочетание света семи природных камней образует мощный направленный биопоток на живой организм. Так что, вполне возможно, это…
– Что ты ерунду говоришь, Фишке, – усмехнулась Берта. – Какие потоки, какое ле…
– Но тем не менее, – посмотрел тот на Гейдриха. – Как вы узнали о том, что покойный профессор, да обретет душа Товасона покой, – сложив ладони перед собой, он посмотрел вверх, – нашел один из семи камней Ахас ба Ванунга, а не какой-то другой?
– Ты всегда был болваном, Фишке, – язвительно заметил Гейдрих. – Из газет, и ты сам это знаешь.
– А там, если вы помните, мой Адмирал, – спокойно заговорил доктор, – было написано, что лаборантка благодаря этому камушку излечилась от простудного заболевания. Надеюсь, вам не изменяет память?
– Черт, – буркнул Гейдрих. – А ведь действительно. – Он посмотрел на переставшую улыбаться племянницу. – А сообщил об этом своей родственнице один из рабочих, которые участвовали в раскопках. Та и вынесла эту потрясающую новость в прессу. Разумеется, в лагерь профессора…
– Значит, действительно лечат камушки? – удивленно отметила пораженная Берта.
– По крайней мере один из камушков излечил женщину от простуды, – спокойно отозвался Фишке.
– Итак, камней семь, – сказала Берта. – Нашли один, другой в музее мадам Леберти. А почему ее камень никак себя не проявил?
– Никто его не исследовал. Но я не сомневаюсь, что теперь мадам Леберти обязательно этим займется.
– Уверена, что нет, – усмехнулась Берта. – Она теперь будет пытаться найти остальные. Ну почему так не везет? – с досадой спросила она. – Камушек был уже, можно сказать, у нас в руках, и случилось что-то необъяснимое, – зло продолжила она.
– Мои люди обыскали там все вокруг, но никаких следов Койота не нашли. Опрашивали местных жителей, предлагали деньги за помощь в поисках – безрезультатно. Куда он подевался? – вздохнул Гейдрих. – Остается только одно. Его захватили. Но тогда почему никто не вышел на нашего человека у профессора Товасона? – спросил он. – Я специально не тревожу его. За ним, разумеется, наблюдают, и если бы Койота взяли, он бы уже выдал его. Ты говоришь, что Койота…
– Но у пуштунов в Афганистане он молчал, – напомнила Берта.
– Его просто ни о чем не спрашивали, – заметил Гейдрих. – Выбить то, что нужно, тем более у наемника, – он махнул рукой, – не составляет особого труда. В конце концов, Койота просто бы перекупили. Но получается, что его не убили, не захватили, и его нигде нет. Конечно, можно предположить, что Койота захватили и увезли с собой, а там убили. Но я в это не верю. И остается только гадать. А я никогда не любил делать подобного. Поэтому будем искать. Надеюсь, Мулла сможет выяснить хоть что-то.
– А где ты собираешься искать остальные пять камней? – спросила Берта.
– Я уверен, что по крайней мере еще два, а то, может, и больше, находятся в чьих-то руках. Скорее всего в коллекциях. Я также допускаю, что в какой-нибудь мусульманской общине. Ахас ба Ванунга был истинным мусульманином, и даже был воином и участвовал в боях против так называемых крестовых походов, коих во все века было премножество. Так что спектр поиска камней бессмертия расширяем. Я подключил своих людей в Пакистане и Афганистане, где особо ярко выражены мусульманские настроения. А ты вот что, – посмотрел он на Фишке. – Полетишь в Штаты и сделаешь все возможное и невозможное, но ознакомишься с документацией профессора Товасона. Да, – кивнул он, увидев удивленный взгляд Берты, – Товасон работал по заказу некоего Джино Баретти из Штатов и ежедневно отправлял туда отчеты о работе. Поэтому, несмотря на его гибель, документация, по крайней мере до того дня, когда его убили, наверняка сохранилась.
– Почему профессора не охраняли? – спросила Берта.
– Потому что он был в Монголии, – сказал Гейдрих. – А туда въезд частным вооруженным лицам запрещен. Да профессор и не собирался брать с собой охрану. Говорил, что его охраняет Господь Бог, – усмехнулся он. – И доверял властям. И ошибся. Цена этой ошибки – смерть четверых людей.
– А кто такой Джино Баретти? – спросила Берта.
– Мафиози, – ответил Гейдрих. – По крайней мере связан с итальянской мафией. Его партнер был убит в прошлом году, влез в эту историю с глобусом. В общем, Баретти темная личность. Но он не посылал профессора Товасона конкретно за камнями. Профессор в Монголию прибыл как частное лицо. Вроде бы пытался выяснить что-то о Чингисхане. Но понятно, что это был просто предлог. Собственно, профессор Товасон не столько работал для истории и науки, сколько для себя. А ты почему еще тут? – посмотрел он на Фишке.
– Я уже улетел, – поспешно ответил тот и выскочил.
– Ты, Брут, – кивнул рослому загорелому мужчине, – поедешь в Лион к мадам Леберти и выяснишь все про ее камень.
– Дядя, – вмешалась Берта, – а не лучше ли послать к мадам Леберти Фишке, а к мафиози – Брута. Брут сам из…
– Правильно, – не дал договорить ей дядя. – Верни Фишке. – Он кивнул стоявшему у дверей спортивного телосложения блондину. – И отправь к мадам Леберти. А его, – он посмотрел на Брута, – отвезешь в аэропорт. И еще, Карл, – кивнул он, – позвони в Вашингтон, пусть его в аэропорту подстрахуют люди Ледяного. Все-таки надо учесть, что Койот может быть жив.
– Я повторяю, – перебила его Берта, – Отто если и будет говорить, то только о том, на чем его прихватили. И даже пытки не помогут. Насчет его перекупки, то он профи и знает, что рано или поздно его все равно убьют, и он не пойдет на это. Поторговаться может, но не предаст, – заявила она.
– Дай бог, – кивнул Гейдрих.
– Сегодня он не будет лечить, – выйдя из пещеры, сказал пожилой монгол. – Он устал. Раны здорово подорвали его здоровье. Уходите.
– Дядя Улун, – поклонившись, начал рослый молодой монгол в волчьем малахае, – целителя разыскивают белые люди. Нашли мертвые тела бандитов. По степи говорят, что целитель был…
– Хватит, Угал, – перебил его пожилой. – Язык дан для разговоров, но многие получили его как собаки, для бреха. – И вздохнув, хитро прищурился. – Собака лает, а караван идет.
– Двадцать три, двадцать четыре, – считал, делая приседания, Отто. Выдохнув, заходил по комнате. – Ай да Иван, – по-русски пробормотал он. – Понял, что я собираюсь забрать у него деньги. Чувствуется школа Зудина. Но вот что странно. – Он хотел взять стоявший на кагане чайник и отдернул руку. – Как они постоянно держат его горячим? – усмехнулся он.