Юноша вместо ответа рассмотрел Илью снизу доверху, помолчал, потом нехотя разжал зубы:
– Это не третья. Тебе туда не надо. Назад топай, к воротам, там спросишь.
И не двинулся с места, смотрел пристально вслед, пока Илья шел сначала к кругу ипподрома, потом, едва разминувшись с «Газелью», двинул прочь, к старым длинным строениям. «Ошибаешься, дружок!» Илья украдкой обернулся на ходу. Юноша стоял столбом на том же месте, но куда смотрел – непонятно, было уже довольно далеко. Больше Илья не оборачивался, добрался до ворот, миновал увлеченного кроссвордом сторожевого пенса и вышел на улицу. Все понятно и так, он увидел все, что хотел, этого более чем достаточно.
– Норд Стрим, порода – чистокровная верховая, возраст четыре года. Отец Джайэнтз Козуэй, мать Старборн. Лучшее время на дистанции два четыреста – две минуты тридцать семь секунд. Победитель Большого Московского дерби прошлого года, победитель скачек на приз Президента РФ. Владелец… – Здесь пришлось поставить прочерк. Хозяин жеребца пожелал остаться неизвестным, от фотокамер его старательно закрывала охрана и стянутый обручем головной платок.
Илья видел только закутанную в белую с золотом ткань высокую фигуру и кисть руки, украшенную неимоверным количеством золотых (а многих с изумительного размера камнями) колец. Эта кисть поглаживала по храпу – вороному, с белой, длинной аж до ноздрей проточиной – нервного, дерганого, как балерина, жеребца, крепко держала его под уздцы. Вороной гнул шею, шел боком, плевался пеной, но подчинялся этой руке едва ли не охотнее, чем взмыленному, как сам фаворит, жокею. Снимки прошлогодних стримовских побед Илья занес в досье, полюбовался на них со стороны и признал – да, Мортимеру до чистокровного, цвета нефти жеребца пока далеко, как отсюда и до Луны примерно, или чуть подальше, до ближайшей галактики, если верить астрономам, располагавшейся в туманности Андромеды.
– Красавец! – Илья пристально рассматривал фото Норд Стрима в полный рост, запоминал приметы, а их и было-то всего две. Белая широкая полоса на морде и бирка в правом ухе с короткой арабской вязью. Негусто, прямо скажем, но спасибо и на том. – Извини, парень, ничего личного. Ты хорош, даже я это вижу, но тебе придется уступить. Первым будет Мортимер, хоть и скотина он та еще, как и его хозяин. Ничего личного.
На территорию ипподрома его пропустили без лишних вопросов, стоило лишь произнести кодовые слова «я на тренировку». Правда, умного деда на вахте сменил другой, бдительный, он переписал паспортные данные Ильи в толстую книгу и только после этого открыл вертушку. Илья шел, не торопясь, посматривал по сторонам, конюшню за номером три обошел огородами, остановился напротив ворот, перекрывавших выезд на круг ипподрома. Отсюда белое здание за стволами березок отлично просматривалось, огромные двери закрыты, поблизости никого – ни машин, ни людей. Впрочем, жизнь внутри существует, даже издалека видно. Темно-зеленая створка приоткрылась, вышел кто-то из персонала, едва ли не бегом бросился за угол здания и пропал. Отсутствовал минут семь, вернулся с каким-то свертком в руках и юркнул через приоткрывшуюся дверь обратно. И все, снова ничего и никого, но это только на первый взгляд. Эта ВИП-конюшня сейчас – все равно что Форт Нокс, и если пулеметов не видно, это не значит, что их нет. С пулеметами, конечно, перебор, но вот охраны там навалом. А вот и они, легки на помине – смуглые брюнетистые ребята в черном. Не доверяет нашим господин посол и правильно делает – от дедков на вахте пользы никакой. А кто тогда в прошлый раз поблизости крутился – вроде свой, с самой что ни на есть рязанской рожей и по-русски говорил… Или местным периметр сторожить доверили, а внутри только свои, проверенные? Да и черт бы с ними, наши – не наши, сейчас все равно; сколько их там всего вместе с обслугой – вот что главное. Но это ждать, только ждать – может, час, а может, и полдня. Одна радость, что погода теплая, солнышко светит, птички поют – курорт.
Время пришлось коротать за нехилой кучей слежавшегося песка. От нее ощутимо несло навозом, зато фасад охраняемой конюшни был как на ладони. Илья устроился на перевернутом пластиковом ящике и не сводил с дверей взгляда. А также с окружающего пейзажа – тонких, с нежной листвой березок, соседних строений и проезжавших мимо машин. Дождался еще одного обхода, проследил за охраной – те же два типа в черном мухой облетели вокруг здания и спрятались обратно. А вот и их коллеги, одеты поскромнее и выглядят привычнее – короткие стрижки, то ли усталый, то ли недовольный прищур глаз, неброские шмотки. «Меркушевские? Возможно. Значит, и Мортимер где-то поблизости, и вчера я случайно оказался в их зоне ответственности», – размышлял Илья, осматривая окрестности из-за груды вонючего песка. Ну сколько еще ему тут сидеть, сколько можно, скоро и сам этой дрянью провоняет. Хотя, если все пройдет удачно, домой лучше топать пешочком, а это часа полтора, если не больше. Ничего, уже вечереет, и в субботних сумерках вряд ли кто-то обратит на него внимание.
К конюшне подъехала машина – иномарка цвета зеленого яблока, хлопнули дверцы, раздался выкрик на незнакомом языке. Илья приподнялся на носки, пытаясь получше рассмотреть все происходящее у березок, но обзор ему загородил белый фургон. Он удачно раскорячился поперек и без того узкой дороги, перегородив собой проход к конюшне. «Наконец-то!» Илья выждал еще несколько секунд, убедился, что в фургоне приехал один водитель и он только что скрылся в конюшне, вышел из-за груды песка и двинул вперед, натягивая на ходу перчатки, вытащил из рюкзака бутылку с бензином. Быстро, поглядывая по сторонам, он добрался до зеленой иномарки, плеснул горючим на колеса и бросил зажженную спичку. А сам шарахнулся под прикрытие фургона, прижался к нему спиной и по звукам с той стороны – треску и шипению – понял, что понеслось. Во всех смыслах – иномарка со звоном плюхнулась на брюхо, пламя с горящих покрышек через открытые окна перекинулось в салон, дверь конюшни грохнула, послышались вопли на арабском и отчетливый русский мат. «Везде наши!» Илья швырнул в сторону горящей машины дымовуху, изготовленную накануне из старых газет, пропитанных раствором селитры, тщательно просушенных и скрученных в трубочку перед употреблением. Повалил густой едкий дым, Илья швырнул в окрепший огонь еще парочку и, не дожидаясь, когда рванет бензобак, натянул на лицо «лепесток» и ринулся в желтоватые клубы.
Навстречу ему бежал кто-то весь в черном, голову опустил, лица не видно. Получил хороший пинок в живот, а затем в висок, рухнул на пол и больше не двигался. Второй через пару секунд лег рядом, не успев ничего сообразить или крикнуть. Через распахнутую створку дым вползал в конюшню, Илья успел разглядеть, что помещение небольшое, всего на два денника, один пустой, а во втором, дальнем от хода, беснуется здоровенный вороной жеребец. Именно беснуется, не хуже той тетки-кликуши, ржет так, что уши закладывает, уши прижаты к изящной породистой башке, белки глаз красные, с губ летит пена. Норд Стрим встал на дыбы, врезался макушкой в потолок и грохнул копытами об пол, крутанулся и от души врезал задними ногами по стенке денника. Из нее полетели щепки, доски дрогнули, но устояли, впрочем, до следующего удара. Вороной озверел до беспамятства, с ржанием бился о стены и дверцу денника, а трое, по виду – из обслуги, бестолково топтались напротив, то и дело оглядывались в сторону прохода.