«Помню!» – едва не вырвалось у Ильи, он прикусил язык и кивнул женщине, давая понять, что внимательно слушает ее. Снова пауза, лай собаки во дворе и стук в дверь. Рита вскинулась, заторопилась, заговорила шепотом, отчего ее речь снова стала несвязной, Илья едва мог разобрать сказанные ею слова.
– Вадим увидел женщину, она стояла рядом с оградой и крестилась на памятник. Обычное зрелище, но Вадима как подменили. Он кинулся к этой женщине, перепугал ее до полусмерти, да и нас тоже, орал, выл, пытался вцепиться ей в волосы. Мы кое-как оттащили его, повели в дом, послушник ушел за батюшкой, а я осталась с Вадимом. И он рассказал мне… Он убил свою мать! Рассказал подробно – как изгонял из нее бесов, оглушив сначала, а потом лил ей в рот святую воду, пока мать не захлебнулась. Как прибежала и вмешалась сиделка, тоже «одержимая», как ей тоже пришлось до смерти нахлебаться воды. И как сидел рядом с трупами три дня, ожидая, что они воскреснут, как и положено, в третий день. А потом его нашли. Всех нашли – и Вадима, и трупы обеих женщин.
Странно, но Илья ничего не почувствовал – ни ненависти, ни отвращения, ни ужаса. Подумал только, что надо бы дополнить «досье», но теперь это невозможно. Ноутбук давно вывернула наизнанку СБ Меркушева или лично Тынский, полковник-головорез.
– И вы ему поверили? – проговорил Илья. – Шизофренику?
– Нет, – ответила Рита. – Не поверила, но очень испугалась. Я сразу уехала, а дома… Часа два я не решалась начать разговор, а потом спросила у Меркушева, вернее, рассказала ему все, что узнала от Вадима. И все… – Она провела рукой по волосам, поправила заколку и теперь тоже смотрела на море.
Теперь понятно, почему в Матрице он не нашел ничего о матери Меркушевых, смерть женщины обставили как естественную, а ее сына-убийцу упрятали сначала в ду́рку, а потом в монастырь. Валерка уже мог себе это позволить, денег хватило.
– Думаете, вас это из-за слов безумца? – Все уже понятно, он может прощаться и уходить. И думать, как вернется в Москву, как найдет жилье, где раздобудет оружие… Теперь он просто обязан уничтожить Валерку и его братца заодно. Это уже не просто блажь, или месть, или личная неприязнь – это обязанность, долг, необходимость, им не место даже в клетке зоопарка, им вообще среди людей не место, это даже не выродки, все гораздо хуже, чем он мог предположить…
– Он бил меня так, что я поняла – мне не жить, – говорила Рита. – Сначала он сломал мне нос, потом выбил зубы. И все это молча, он даже не заорал на меня ни разу – я лишь успела задать вопрос и сразу получила по лицу. Потом, когда я уже не могла двигаться, он изнасиловал меня, не как женщину, а как животное, и тоже молча, я заметила, что у него с губ падает пена. Все это длилось долго, очень долго, он приехал ко мне после обеда, а когда все закончилось, за окном было уже темно. Я лежала на полу, а он стоял рядом, надевал штаны. Потом вытер лицо и сказал, что сейчас отрежет мне язык. И ушел в кухню, гремел там посудой и ящиками, швырял все на пол. Я поднялась с пола и выпрыгнула в окно, хотела убежать, но не смогла даже шевельнуться. Я не говорила об этом даже своим родителям, они не знают подробностей, зато их знаете вы. Убейте его, прошу вас, и тогда я смогу спокойно умереть. Я вам заплачу́.
«Пена у рта. Я уже слышал это раньше, но той женщины нет в живых…» Илья не успел произнести ни слова, а Рита уже выехала в комнату, пропала в полумраке квартиры. Негромко хлопнула дверь, послышались голоса – мужской и женский, потом все стихло, до Ильи доносился лишь негромкий шорох. Он поднялся с табуретки, перегнулся через перила. В жаркий день стало холодно, по хребту побежали мурашки, в ушах все еще звучали слова Риты. «Сломал нос, выбил зубы… пена у рта… как животное… отрезать язык». Нет, все же приступ, припадок, аффект, в этом состоянии шизофреника изолируют от общества и надежно фиксируют, за ним наблюдает персонал, следит, чтобы тот вовремя принимал лекарства. А не руководил концерном-монополистом по добыче, переработке и транспортировке газа в добрую половину стран Старого и Нового Света. Эту тварь надо остановить, живьем вогнать в землю, а перед этим кол осиновый в башку забить, чтобы наверняка, чтобы не вылез… «Кроме тебя, некому…» Илья повернул голову. Он не слышал, как Рита оказалась рядом, смотрел на ее изуродованное лицо, перекошенные плечи и тонкие губы в мелких шрамах, губы, за которыми остались лишь осколки зубов. «Никакой Швейцарией тут и не пахло, в районной больнице ее лечили, по месту жительства. И на свои наверняка, или родители помогли, когда она вернулась…» Илья подобрал с пола рюкзак и глупо застыл на одном месте, не зная, как быть дальше. Сказать «спасибо, до свидания»? Она плюнет ему в лицо и будет права, с дураками только так и поступают. Но Рита показала ему на табуретку, Илья послушно сел, положил рюкзак на колени.
– Возьмите. – Рита протягивала ему свернутые трубочкой купюры. – Здесь много. Я хочу нанять вас киллером. Убейте его, вы знаете, о ком я говорю, пусть умрет любой смертью, на ваш выбор. Не отказывайте мне. Я не спрашиваю про вашу историю, думаю, что вы натерпелись не меньше моего. И не только вы скорее всего. Берите. – Ее лицо перекосилось, Илье показалось, что Рита сейчас заорет на него и сорвется в истерику.
– Не возьму. – Он поднялся на ноги. – Но сделаю так, как вы хотите. У меня на это есть свои… причины. А вы мне и так очень помогли. Все будет хорошо, он умрет, обещаю.
Боком, осторожно, обошел сгорбившуюся в коляске Риту, направился к двери. Сегодня же надо возвращаться в Москву любым способом. Мог бы – самолет угнал, но здесь аэропорта поблизости нет. Значит, на собаках, на велосипеде, на крыше поезда… А что – это мысль, лишь бы дождя не было…
– Подождите!
Он остановился, отпустил ручку двери. В ее голосе не просьба, а требование, даже приказ. И ни намека на слезы, лучше подчиниться.
Зашуршали по линолеуму колеса, Рита оказалась рядом, взяла его за руку, положила в ладонь деньги, накрыла своей рукой.
– Вам надо на что-то уехать, потом жить в Москве, откупиться от ментов или что-то еще, я не знаю, – произнесла она шепотом. – Или вы просто не доберетесь до Меркушева, не осуществите свою месть. И мою заодно. Берите, а если не понадобятся, потом вернете. Когда все закончится.
Илья положил деньги в рюкзак, наклонился, заставил Риту поднять голову и коснулся губами ее лба.
– Я убью Валерку, и очень скоро. А вы поедете в Швейцарию, там хорошие врачи, они вам помогут, – проговорил он вполголоса, развернулся и вышел из квартиры. Сбежал по чистым ступенькам вниз, снова оказался под ветвями каштана, спасавшего двор от лучей беспощадного южного солнца. Илья шел быстро, едва не срываясь на бег, остановился только один раз – спросить у закутанных в прозрачные легкие платки курортниц, где можно найти такси. Повернул, прошел по узкой, потрясающе чистой и пустынной улице мимо обвитых плющом и виноградом заборов, оказался на небольшой площади под огромными соснами с длинными мягкими иголками. Нашел недалеко стоянку такси, согласился с откровенно грабительской ценой почуявшего в мрачном мужике хорошего заказчика таксиста, уселся на заднее сиденье новенького «Рено». И всю дорогу, пока по кривым горным дорогам мчались до Новороссийска, крутилось в голове только одно: «Меркушев, только не сдохни раньше времени. Пока не знаю когда и как, но оставлять тебя в живых теперь нельзя, как и твоего братца. А заодно и сволочь, что втащила тебя на самый верх. Такая же тварь, как и ты, или втрое против тебя паскудней». Пристрелить из-за угла, в спину, из окна машины, через забор – как угодно… Через забор. Трехметровый забор. Гоголевский бульвар. Да, это самый короткий путь, самый верный и самый грязный, но другой искать некогда, да и незачем. Так тому и быть.