Риф яркости | Страница: 106

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Женщина – Линг – держит за руку Ларка, нашего молодого человека-биолога. Утен предлагает подвезти их, и они взбираются на его широкую серую спину. Все трое исчезают на тропе вслед за Ро-кенном.

Ум– Острый-Как-Нож сжато предлагает везти эту груду колец, этого Аскса!

Могу ли я/мы отказаться? Фвхун-дау уже несет Вуббена на своих сильных чешуйчатых руках. Человек-мудрец тянет г'кека, чтобы оба могли быстрей спуститься и посмотреть, что случилось.

Мы голосуем и большинством колец принимаем предложение. Но после нескольких дуров торопливой квуэнской скачки раздаются требования пересмотра результатов голосования! Но мы продолжаем висеть, цепляясь за панцирь и жалея, что не пошли пешком.

Проходит время в напряжении, издеваясь над нашими бесполезными догадками. Тьма поглощает мудрость. Блестящие звезды словно смеются над нами.

Наконец на вершине утеса мы расталкиваем окружающих, чтобы бросить взгляд.

Способны ли вы почувствовать это, мои кольца?

Объединившись в шоке, я вижу дымящийся кратер, полный искореженного металла. Святилище, в котором Ро-кенн и небесные люди жили среди нас много недель. Их погребенная крепость – теперь огненные развалины.

Действуя с хладнокровной решительностью, Ур-Джа и Лестер Кембел призывают добровольцев, которые могли бы спуститься в дымную яму и, рискуя собственной жизнью, предпринять героическую попытку спасения. Но кто может выжить в таких разрушениях? Можно ли найти кого-нибудь живым?

У нас у всех возникает одна и та же мысль. У всех членов Шести. У всех моих колец.

Кто усомнится теперь в силе Яйца? Или в ярости оскорбленной планеты?


Незнакомец

С каждой новой найденной песней словно раскрываются двери, как будто старинные мелодии способны разворачивать целые пласты времени. Самые ранние воспоминания, те, что крепчевсего привязаны к музыкальной фразе или стихотворной строчке. Особенно быстро уносят его в детство колыбельные.

Теперь он помнит свою мать, как она поет ему в безопасности теплой комнаты, поет баллады о мире, полном справедливости и любви, – сладкую ложь, которая помогает укрепить характер, хотя позже он и узнает правду о горькой, смертельно опасной вселенной.

Несколько причудливых песенок позволяют вспомнить бородатых близнецов, двух братьев, которые много лет выполняли роль отца в его семейной паутине, пару неизлечимых шутников, которые постоянно заставляли всех шестерых детей хохотать над их шутками и добродушными проделками. Снова и снова повторяя самые простые стихи, он обнаруживает, что почти понимает игру слов – настоящий прорыв. Он знает, что это детский, инфантильный юмор, но смеется и смеется над старинной отсебятиной, пока слезы не начинают течь по щекам.

Ариана Фу проигрывает для него новые записи, и некоторые вызывают поток новых воспоминаний: он заново переживает возбуждение от оперетт и мюзиклов, которые любил в юности. Чисто человеческая форма искусства, которая позволяет смягчить напряжение, когда человек вместе с миллионами других молодых мужчин и женщин пытается овладеть высокомерной наукой цивилизаций, более древних, чем самые яркие звезды.

Он испытывает острую боль, вспоминая то, что когда-то принадлежало ему. Большинство слов и фактов остаются чуждыми, непостижимыми, даже имя его матери, да и его собственное тоже, но он по крайней мере начинает ощущать себя живым существом, личностью с прошлым. Человеком, чьи действия когда-то имели значение для остальных. Кем-то, кого любили.

И музыка – не единственный ключ! Другой предлагает бумага. Когда приходит настроение, он хватает карандаш и увлеченно рисует, покрывая страницу за страницей, подчиняясь стремлению рисовать, хотя и знает, что для этого нищего народа каждый листок – сокровище.

Когда замечает, что Прити украдкой пишет простое линейное уравнение, с радостью обнаруживает, что понимает!

Математика никогда не была его любимым языком, но теперь он обнаруживает ее привлекательность. Очевидно, цифры не покинули его, как это сделали буквы.

Он испытывает новое чувство, когда его лечит Пзора, эта груда похожих на пончики колец, которой он вначале так боялся. Странное единство, которое так же отличается от слов, как день от ночи. Лишенный речи, он словно лучше способен понимать оттенки запахов и прикосновений Пзоры. Щекотливое мерцание, вызванное постоянно меняющимися испарениями целителя, пронизывает тело. И снова его руки движутся словно по своей воле, отвечая на вопросы-запахи Пзоры на уровне, который он способен только смутно постичь.

Слова не нужны, чтобы понять иронию. Существа точно такого вида когда-то были его смертельными врагами – он знает это, ему не нужно это вспоминать. Они враги всего его рода. Как странно, что он столь многим обязан этой груде испускающих запахи колец.

Все эти трюки и сюрпризы позволяют проникнуть в его опустошение слабым лучам надежды, но лучшим способом возврата к тому, кем он был когда-то, все же остается музыка. Когда Ариана Фу предлагает ему инструменты на выбор – они выложены в стеклянной витрине, – он берет самый простой, с которым можно экспериментировать, выуживать новые мелодии; находить новые ключи к запертым дверям.

Первые неуклюжие попытки посылать несогласованные звуки по извилистым проходам этого странного храма книг, спрятанного под каменной крышей. Он продолжает упорные старания и высвобождает новые детские воспоминания, но вскоре обнаруживает, что более поздние мелодии высвободить труднее. Возможно, в последующие годы у него было меньше времени на музыку, так что она слабее ассоциируется с событиями.

С событиями, которые привели к огненной катастрофе в этом ужасном болоте.

Воспоминания есть, он знает это. Они по-прежнему приходят к нему во сне, как приходили в бреду, впечатления от обширных пустых пространств. Невыполненные жизненно важные задания. Товарищи, которых он забыл и стыдится этого.

Склонившись над инструментом с сорока шестью струнами, он извлекает одну-две ноты, стремясь найти ключ, какую-то мелодию или фразу, которые могли бы прорваться сквозь нагромождения в мозгу. Чем больше этот ключ уклоняется, тем уверенней он знает, что ключ существует.

Он начинает подозревать, что ему нужно искать не человеческие песни, а что-то совершенно иное. Что-то одновременно знакомое и вечно чуждое.

Этой ночью ему несколько раз снится вода. Это кажется вполне естественным, так как Сара дала ему понять, что завтра они уплывают на пароходе, оставляют эти полные книг залы и направляются в горы, где приземлился звездный корабль.

Новое плавание на корабле может объяснить эти смутные образы воды.

Позже он узнает правду.


XXI. КНИГА МОРЯ

Идя по тропе, ведущей вниз, по тропе избавления, знайте, что вы ищете.