Все началось с резкого человеческого крика…
Один из сикофантов, сторонник ротена, указывает мимо звездного бога на носилки, где лежат два его мертвых товарища…
На двоих погибших при взрыве набросили тонкий шелковый покров. Но мы видим, что этот покров откинут, обнажив покойного ротена и покойного звездного человека…
Неужели мы видим портретиста Блура, который своим записывающим устройством пытается сфотографировать лица мертвых?
Блур не обращает внимания на гневные крики сторонников патронов ротенов. Он неловко достает одну экспозировавшуюся пластинку и вставляет другую. Он кажется зачарованным, сосредоточенным только на своем искусстве, он не видит разгневанного Ранна, не слышит, как Ро-кенн что-то кричит на Галактическом шесть…
Блур замечает устремленного на него робота, и у него остается только время для последнего поступка истинного профессионала. Своим хрупким телом портретист закрывает свою драгоценную камеру и умирает.
Проявите терпение, вы, меньшие кольца, расположенные дальше от органов чувств. Вы должны подождать, чтобы погладить эти воспоминания нашим внутренним дыханием. Потому что для тех, кто расположен выше на нашем заостренном конусе, события происходят стремительно и накладываются друг на друга.
Узрите – неистовый гнев звездных богов, их апоплексическую оскорбленную ярость!
Наблюдайте – тщетные крики Лестера, Вуббена и Фвхун-дау, призывающих к сдержанности!
Будьте свидетелями – гибели Блура, превращения его в дымящуюся груду!
Заметьте – как пятится толпа от этого насилия, а с опушки леса бегут другие фигуры в черном!
Бойтесь – парящих роботов, готовых к удару, готовых убивать по приказу!
И прежде всего смотрите – на сцену прямо перед нами, на то, что фотографировал Блур перед смертью…
Эта картина сохранится в памяти, пока цела эта груда колец.
Два существа лежат рядом.
Одно – самка человека; она мертва, ее заново вымытое лицо спокойно и мирно.
Вторая фигура казалась столь же спокойной и неподвижной, когда мы в последний раз видели ее перед рассветом. Лицо Ро-пул как идеализированное человеческое, выразительное, поражающее шириной лба, широкими скулами и чисто женским подбородком. На этом лице при жизни всегда была победительная улыбка.
Но сейчас мы этого не видим!
Мы видим, как из лица Ро-пул выбирается дрожащая тварь… забирая с собой большую часть лица! Тот же лоб, те же щеки и подбородок теперь образуют тело существа, которое сидело на ротене, как на нас сидят реуки, сидело так основательно, что не видно было ни одного шва или соединения.
Объясняет ли это диссонанс? Столкновение цветов, переданное нашим реуком-ветераном? То, что одна часть лица Ро-кенна выражает резкие эмоции, а вторая всегда остается холодной, невозмутимой и дружелюбной?
Тварь уползает, и зрители видят, что осталось: острое узкое лицо, без подбородка, заостренное, с очертаниями черепа, совсем не похожими на человеческий.
Исчез мираж небесной красоты в земном понимании. Основные черты остаются гуманоидными, но это обостренная, хищная карикатура на нашу младшую расу.
– Хр-рм… Я видел это лицо раньше, – говорит Фвхун-дау, поглаживая свою белую бороду. – Читал в Библосе. Тайная раса с репутацией…
Ранн снова набрасывает покров на трупы, а Ро-кенн резко прерывает:
– Это неслыханное оскорбление!
Теперь наш реук ясно показывает Ро-кенна как два существа в одной живой маске. Исчезло терпеливое веселье, исчезла готовность сдаться перед шантажом. Сейчас нам нечем шантажировать.
Нечем.
Ротен отдает приказ Ранну:
– Нарушь радиомолчание и вызови Кунна! Немедленно!
– Добыча будет предупреждена, – отвечает явно потрясенный Ранн. – И охотники тоже. Смеем ли мы…
– Придется рискнуть. Немедленно повинуйся! Вызови Кунна, потом расчисть здесь все.
Ро– кенн указывает на толпу, на своих прихлебателей и на мудрецов.
– Никто не должен остаться, чтобы рассказать об этом.
Роботы поднимаются, потрескивая страшной силой. Толпа в ужасе кричит.
И тут – словно в какой-нибудь земной сказке – открывается ад.
Он медленно щиплет струны дулъцимера, вызывая за раз по одной низкой ноте, нервничая из-за того, что собирается сделать, но одновременно довольный тем, как много помнит.
Например, об урах. Еще только придя в себя на маленьком речном корабле, он пытался понять, почему испытывает такие дружеские чувства к четвероногим существам, вопреки их колючим темпераментным характерам. В пустынном оазисе, перед кровавым нападением, он слушал балладу, которую пела предательница Ульгор и понимал только отдельные слова-щелчки. Но ритм песни казался странно знакомым, вызывал какие-то ассоциации в поврежденном мозгу.
И вдруг он вспомнил, где раньше слышал это сказание. В баре, на далекой…
…на далекой…
Названия по-прежнему давались ему с трудом. Но теперь по крайней мере из плененной памяти возник образ. Сцена в таверне, которую посещают представители низших разумных рас, как и его собственная. Здесь бывают звездные путешественники с определенными вкусами в еде, музыке и развлечениях. Часто в таком месте платой служат песни. Можно купить себе выпивку за хорошую песню, и ему редко приходилось пускать в ход наличность, потому что уж очень хороши были мелодии его талантливых товарищей по экипажу…
…товарищей по экипажу…
Теперь он наталкивается на еще один барьер. Самую высокую и непроходимую стену в сознании. Пробует еще раз, но терпит неудачу, не может прорвать стену с помощью мелодии.
Тогда назад в бар. С этим воспоминанием пришло то, что он когда-то знал об урах. Особенно трюк, который он разыгрывал с урами, когда они задремывали после напряженного вечернего соревнования. Иногда он брал каштан, тщательно нацеливался и…
Цепочка мыслей прерывается: Незнакомец замечает, что за ним наблюдают. На него смотрит Ур-Качу, явно раздраженная все более громкими звуками дульцимера. Он старается смягчить предводительницу урских мятежников, делая звуки потише. Но совсем не останавливается. На более тихом и спокойном уровне ритм становится странно гипнотическим, как и нужно.
Остальные грабители, и уры, и люди, ложатся, чтобы проспать самую жаркую часть дня. Сара тоже – вместе с Прити и другими пленниками. Незнакомец знает, что ему тоже следует отдохнуть, но он для этого слишком взвинчен.
Ему не хватает Пзоры, и в то же время ему странно, что он стремится к целительным прикосновениям джофура…