Папский легат Арно-Амальрик.
Будет тебе. Сидел бы в своём Ченстохове, или где таких дураков рожают, и не позорил бы Речь Посполитую на весь мир. А я родом с Запорожской Украины… Вот такое нынче твоё везение, парень. (укр.)
Фра — брат (исп.) Обычно так обращаются к монаху.
В одну восьмую листа. Книги в таком формате были очень удобны для путешествующих.
«Тьфу… Ещё один любитель острых ощущений… Блин, достали по самую печёнку!»
Галка смотрела на этого кадра снизу вверх, скроив такую кислую физиономию, что хорошо знающему её человеку всё было бы понятно без слов. Но этот тип её ещё не знал. К сожалению.
— Извиняй, брателло, я не по этой части, — процедила девушка, стараясь не глядеть подкатившему к ней пирату в глаза. Не хватало ещё, чтобы тот догадался, что на самом деле о нём сейчас думают.
— А по какой ещё? — искренне удивился джентльмен удачи. — Думаешь, штаны нацепила, так уже никто не пристанет? Ладно, подруга, кончай ломаться. Девка ты, конечно, неказистая, ну так это ж на любителя… Вставай, прогуляемся… Вставай, говорю!
Пират ухватил её за рукав, но девка — вот стерва! — сделала мгновенное резкое движение, и он едва не упал, потеряв равновесие.
— Приятель, если я сейчас встану, тебя отсюда вынесут, — спокойно проговорила Галка, сама удивляясь, откуда в ней вдруг отыскалось это спокойствие. Настроение было — в самый раз на абордаж. И смерть испанцам. — Сгинь. Не доводи до греха.
Пират в первую секунду просто ловил свою челюсть: такой отповеди он не получал ещё ни разу. Тем более, от девушки. Потом, поймав челюсть, он побагровел от ярости. Скорее всего, дело кончилось бы обычной трактирной дракой — с поломанием мебели, побитием посуды и переполовиниванием зубов — но Билли, Пьер и Жером выбрали именно этот момент, чтобы ввалиться в «Сломанный якорь». Любителя халявных развлечений моментально выставили за дверь, пригрозив помять рожу и рёбра, если только вздумает вернуться.
— Что, опять? — хмыкнул Билли, подсаживаясь к Галке.
— Опять, — буркнула девушка.
— А что ж так мрачно-то? — съязвил Жером. — Не пойму, почему ты отказываешь себе в таком милом развлечении?
— Кому развлечение, а кому потом детей нянчить, — Галка стала ещё мрачнее. Этот вопрос она всегда старалась обходить стороной: с братвой как будто все неувязки утрясли, но всё равно время от времени звучали прозрачные намёки. — И вообще, тему мы давно договорились закрыть, не так ли?
— Как хочешь, Воробушек, — Жером подсел к девушке с другой стороны. — Но если передумаешь — свистни мне. Я ж тебя не обижу, сама знаешь.
— Жером, — криво усмехнулась Галка, пропустив мимо ушей смешки Билли и Пьера. — Я не в твоём вкусе.
Полгода — достаточный срок, чтобы люди, ходившие по одной палубе, могли хорошо узнать друг друга. Вкусы у Жерома и впрямь были ещё те: если не шлюха, то трактирщица. Потому Билли и Пьер, услышав Галкину реплику, заржали в полный голос.
— Твоё счастье, что тебя Дуарте не слышит, — хохотал Билли. — Вот была бы потеха!
— Ладно вам, — отмахнулся Жером. — Посмеялись, и будет. Где наш обед?
— На сковородках, — ответила Галка. — Сейчас остальная банда подгребёт — и сразу всё подадут, я уже позаботилась… А, вот и они!
«Банда» — точнее, весьма прочная компания друзей — сформировалась на «Орфее» давно. Билли, Пьер, Дуарте, Галка, Жером. И Джеймс. Что вообще-то выглядело очень странно. Столь хорошо воспитанного английского дворянина ещё можно было представить в качестве офицера на пиратском корабле, но никак не в таверне, в компании записных головорезов и забияк. Однако в гулянках этой «банды» он принимал участие с завидной регулярностью, что, кстати, частенько остужало кое чью горячность. Ну, а Галка этому обстоятельству только радовалась. Конечно, Джеймс тоже не подарок: он был, кроме всего прочего, весьма упрям, если дело касалось споров по поводу прочитанных книг или мнения насчёт исторических событий. Не так давно, помнится, они чуть было не разругались в пух и прах, поспорив по поводу Фермопильского сражения и численности персидской армии. Но в «Сломанный якорь» он пришёл, и Галка — кто старое помянет… и так далее по тексту — приветливо улыбнулась ему. Всё преходяще, а дружбой этого человека она дорожила…
Из дневника Джеймса Эшби.
Если Господь желает наказать человека, он лишает его разума. И это, увы, справедливо по отношению ко мне.
Где были мои глаза? Почему за полгода я не удосужился понять, что движет Алиной? Бог свидетель, я люблю её, как ещё ни один мужчина не любил женщину. И это несмотря на совершенно неудобоваримый характер этой юной леди. Но лишь на днях до меня дошло, почему она именно такова…
Алина начитана, умна, и весьма неординарно мыслит. Но её цинизм в отношении исторических событий всегда приводил меня в замешательство. Она осмеливается спорить с древними авторами! Причём, спорит не голословно, а приводит доказательства из области логики! К примеру, я всегда восхищался героизмом трёхсот спартанцев, подорвавших дух миллионной персидской армии. А Алина — нисколько не сомневаясь в героизме спартанских воинов! — поставила под большой вопрос упомянутую численность персов. Как, спросила она, персидский царь мог собрать подобное полчище, если и в наше время даже тридцатитысячное войско ложится неподъёмной тяжестью на казну? Уж не говоря о том, как можно было эффективно управлять этой армией и прокормить миллион воинов на чужой территории. Я спросил: «Не хотите ли вы сказать, что древние авторы солгали?» «Я думаю, древние авторы, желая оправдать поражение своих войск и превознести героизм спартанцев, попросту…э-э-э…слукавили. А вы отнеслись к этому некритично, только и всего». Подобное отношение к авторитетам не могло не возмутить меня, и я ответил, что не простил бы подобного цинизма мужчине, но делаю снисхождение для девушки. Лучше бы я молчал… Алина ощетинилась, словно ёж, гневно сверкнула глазами, и решительно заявила: «Я не нуждаюсь ни в чьём снисхождении!» После чего наша дискуссия прекратилась по банальной причине: Алина, не на шутку обидевшись, ушла в кают-компанию. Кой чёрт потянул меня за язык? Теперь даже не знаю, как загладить свою вину перед этой гордой девушкой. Ведь я действительно обидел её. Обидел именно тем, что не пожелал признавать за ней равных со мной прав. А ведь за полгода на борту «Орфея» она сумела показать всем — увы, кроме меня — что ни в чём никому не уступит…
Что же делать? Я люблю её. Но до сих пор я полагал, будто любовь — это покровительство, которое мужчина оказывает слабой женщине. Что же тогда любовь, если женщина столь сильна?
Я запутался, Господь свидетель. И не знаю, где искать выход.
…Парус по правому борту марсовой заметил давно, и команда «Орфея» готовилась к бою.
Судьба разбаловала их: что ни рейд, то приличная добыча. «Так не бывает, — упрямо мотали головами старые пираты, списанные на берег из за увечий, в тавернах Порт-Ройяла. — Всё это неспроста. Или Причард снюхался с нечистым, или поймал за хвост саму удачу». Как бы там ни было, но пять рейдов подряд «Орфей» возвращался с набитым трюмом, а то и ведя за собой трофейную посудину. Этот рейд уже шестой на Галкиной памяти. Почему-то она была уверена, что снова будет хорошая добыча. И почему-то ей эта полоса удач нравилась всё меньше и меньше. Один раз — случайность. Два — совпадение. Но три и больше — уже закономерность. Девушка не отказалась бы разобраться в столь странной закономерности, да вот незадача: «входящих данных» для решения задачки было слишком мало. А решать уравнения с кучей неизвестных — извините, она сетевик, а не математик с мировым именем.