— Да идемте же! — передернулся студент. — Дождь!
Но последовать в дом за капитаном решился не сразу.
— Стоять! Я не вижу вашего Франкенштейна. Пусть покажется.
Замерший на месте с поднятыми руками Теофельс позвал:
— Тимо, покажись гостю. А то некрасиво получается.
Из темного угла, держа наготове револьвер, вышел слуга. Его некрасивая, костлявая физиономия вся подергивалась. За капитана волнуется, понял Алеша. И очень хорошо — значит, первым не выстрелит.
— Ну вот, патовая ситуация восстановлена, — сказал резидент, медленно поворачиваясь и слегка опуская руки. Теперь он стоял бок о бок со своим помощником. — Но здесь гораздо лучше, чем снаружи, не правда ли?
— Правда.
Как действовать, Романов уже придумал. Выход из положения был всего один. Отчаянный, почти стопроцентно обреченный на неудачу. Но иного не существовало.
Мелко переступая, он переместился боком к жарко пылающему костру. Быстро наклонился, схватил желтую папку и бросил в огонь. Одновременно выставил вперед пистолет и истошно закричал:
— Не двигаться! Убью!!!
Тут вся тонкость была в том, что целил Алеша не в вооруженного слугу, а в безоружного господина. Если б в Тимо, тот, пожалуй, выстрелил бы, а так не осмелился. Еще и ухватил рванувшегося с места капитана за локоть.
Отступив к стене, Романов все наводил ствол на Теофельса, тщетно пытавшегося вырваться из цепкой лапы своего клеврета. Желтый коленкор едва начал чернеть, содержимое же и подавно пока оставалось нетронутым.
Вырвется или нет? Если накинется, все пропало…
— Пусти! Пусти! Idiot! Lass mich weg! [18] — кричал капитан.
Он ударил слугу локтем в бок, лягнул каблуком, но чудищу это было нипочем. По-прежнему держа в правой руке револьвер, Тимо левой перехватил господина за шею и сжал так, что Теофельс лишь беспомощно трепыхался.
А папка, умница, уже пылала, с каждой секундой все жарче, все веселей.
— Тимо, стреляй! Приказываю! — просипел полузадушенный резидент.
— Nein! Er wird Ihnen schiessen! [19] — отрезал славный Тимо, да еще и к Алеше обратился, по-русски. — Не надо стрелят! Ви не стрелят — я не стрелят.
Ай да верный Личарда! Ай да золотое сердце! К дыре в потолке валил густой белый дым, летели искры и клочки сажи.
Капитан уже не барахтался в железных тисках, лишь завороженно смотрел на бушующее пламя.
Дело было сделано. Алеша отлично понимал, что живым ему отсюда не уйти. Жизнь кончена. Она получилась короткой и немного нелепой, но финал, ей-богу, совсем неплох. Жаль только, наши не узнают, что план развертывания к немцам не попал. И как погиб студент Романов, тоже не узнают.
Он вздохнул.
— Как весело горит сухая бумага, — неживым голосом сказал Теофельс. Он перевел взгляд на Алешу. Глаза у немца светились странным блеском. — Что ж, господин Романов, вы провалили мне задание. Такое со мной случается в первый раз. И, клянусь, в последний… Пусти, Тимо, черт бы тебя побрал! Старый сентиментальный осел, ты растоптал мою честь.
Слуга больше не держал его. Растирая помятое горло, капитан цедил слова с пугающей неторопливостью. Эта ледяная ярость устрашала гораздо больше, чем недавний истерический хрип.
— Вы победили, юноша. Но погодите радоваться. Я вызываю вас на дуэль. Биться насмерть. Все равно жить мне теперь незачем.
— Какая еще дуэль? — Алеша косился на пылающую папку — вся ли сгорела, не уцелеют ли какие-то страницы? — Думаете, я позволю вам взять в руки оружие?
— Обойдусь без оружия. — Теофельс криво усмехнулся. — Мы с вами вот как. Держу пари, что вы любитель Конан Дойля… «Этюд в багровых тонах» читали? Про Божий Суд. Как двое американцев пилюли глотают?
Романов кивнул. Конечно, читал. Первый раз — еще приготовишкой.
— Вино вот. — Немец мотнул головой на полупустую бутылку. — А это, — он вынул из жилетного кармашка крохотную коробочку, — пилюли.
Там, разложенные каждая в свою ячейку, лежали одинаковые таблетки.
— Вторая слева, вторая слева… — пробормотал резидент. — Ага, вот эта.
Вынул одну пилюльку, положил на ящик рядом с бутылкой.
— Яд моментального действия. У каждого уважающего себя разведчика есть такая малютка-спасительница. От виселицы. Остальные — обыкновенный аспирин.
Он взял еще одну таблетку, положил обе в стаканчик, встряхнул и высыпал на салфетку.
— Теперь я и сам не знаю, где тут лекарство, а где яд. Принцип дуэли, надеюсь, понятен? Выбора у вас нет. Один из нас должен погибнуть. В противном случае я просто кинусь на вас, и тогда мы погибнем оба. Тимо, выстрелишь ему в живот, чтоб помучился.
Слуга, напряженно вслушивавшийся в медлительную речь своего господина, сделал протестующий жест:
— Es geht nicht! Zu gefahrlich! [20] — Ничего, я везучий, — осклабился капитан. — Быть может, эта маленькая встряска вернет меня к жизни.
Если он думал, что затея с поединком на пилюлях испугает противника, то здорово ошибся.
Алеша встрепенулся. Кажется, прощаться с жизнью было еще рано. Появилась пускай слабая, но надежда.
— Какой мне смысл играть в эти детские игры? — с небрежным видом сказал он. — Даже если мне повезет, ваш слуга все равно меня застрелит.
Капитан поморщился, будто молодой человек сказал бестактность.
— Тимо, выйди. Raus, raus! [21]
С большой неохотой, посекундно оборачиваясь, великан удалился за дверь.
— Если останетесь живы, успеете выскочить в окно. Любое из трех. — Теофельс широким жестом обвел комнату. — Заметьте, я доверяю вашей порядочности. Не боюсь, что пальнете в меня и сиганете через окошко прямо сейчас. Потому что вижу: передо мной человек чести… Ну, хватит болтовни. Выбирайте, которая?
Поразительная штука психология! Именно теперь, когда шанс на спасение подскочил с нулевой величины до вполне приличного соотношения 1:1, Алеше вдруг сделалось очень страшно. Словно окоченев, он смотрел, как капитан твердой рукой наливает в два стаканчика вино и бросает в каждый по таблетке; как те, шипя, растворяются.
— Вино, кстати, отличное, — с жестокой улыбкой сообщил резидент. — И яд тоже первоклассный. Больно не будет. Сначала приступ икоты, потом секунд тридцать судороги — и остановка сердца. Выбирайте: правый или левый.
Очень боясь, что задрожат пальцы, Алеша взял левый. Потому что на букву «Л», а мама в детстве звала его «Лешенька».